Нельсон вздохнул.
– Ладно. Я уже еду. Будь готова.
– Я более чем готова.
В квартире опять воцарилось безмолвие. Я сидела за письменным столом и смотрела в окно, на поразительной красоты площадь и парижан, выгуливающих детей и крошечных собачек. Сколько раз, проходя мимо магазинчиков и галерей, я раздумывала, кто живет на верхних этажах этих великолепных зданий. Теперь я знала ответ.
Мое внимание привлекли фотографии в серебряных рамках, расставленные на столе и освещенные косыми лучами солнца. Я взяла ближайшую и принялась ее изучать.
Похоже, снимок сделали на средиземноморском курорте. У синего моря расположилась красивая брюнетка в огромных солнцезащитных очках а-ля Жаклин Онасис. У нее на коленях сидел маленький мальчик. Рядом стоял мускулистый мужчина с длинными баками. Я предположила, что это семейное фото Орианы, Ники и исчезнувшего сумасшедшего гонщика. Счастливы ли мужчина и женщина, понять было невозможно из-за большущих очков, маскирующих глаза обоих, и недовольного выражения лиц, столь характерного для фотографий семидесятых. Ники же улыбался счастливой широкой улыбкой, обнажая редкие зубки, которые впоследствии ему, по-видимому, подкорректировали.
На другом снимке, сделанном, возможно, в тот же день, был Александр в плавках от Гуччи, напоминавший Блейка Каррингтона. У него на плечах сидел Ники. Оба хохотали, радуясь морю и солнцу.
Очень мило, подумала я. У Ники почти такие же плавки, как у деда!
– Отличная фотография, правда же? – послышалось за спиной.
Я вспрыгнула со стула.
– Разве я не говорила тебе, что неприлично тайком подкрадываться к женщинам? – требовательноспросила я. – Во-первых, это крайне невежливо, а во-вторых, некоторые из них с перепугу брызгают в глаза газом из баллончика. Никогда о подобном не слышал?
Ники прикоснулся пальцем к своему подбородку, и его лицо стало покорно-учтивым. Мне показалось, что в эту минуту он походит на Остина Пауэрса. Я прекрасно знала, что эта его физиономия – обычное кривляние и что моим словам он не особенно внемлет. Я начинала подозревать, что все его поступки – сплошной театр.
– Секретное оружие есть и у меня, мисс Сама Серьезность.
– Лично мне оно не страшно.
– Ты даже не позволила мне достать его из тайника.
Я поставила рамку на место и потерла висок, в котором еще пульсировала тупая боль. Ники был в красной рубашке, джинсах и желтовато-коричневых легких кожаных туфлях и выглядел бодрым, но здесь, в Париже, не казался таким убийственным щеголем, как в Лондоне.
– Как себя чувствуешь? – полюбопытствовал он. – Впрочем, я догадываюсь.