— Нет, Шеннон, нет! — горячо возразил Митч. — Ты имеешь полное право жить так, как тебе нравится. Я хотел, чтобы ты все бросила и жила моей жизнью. Теперь я понимаю — это был чистейший эгоизм.
— Не совсем. Раз мы решили жить вместе, у нас все должно быть общее — и заботы, и печали. И я хотела разделять с тобой все, Митч. Но в то же время боялась. Боялась, что у меня не хватит сил. — Шеннон перешла на шепот: — Потом, ведь есть еще папа. Он, конечно, не ангел, но, поверь, сердце у него золотое. Один раз я уже захлопнула перед ним дверь в свою жизнь. Нам обоим это принесло много горя. Никогда, никогда я не поступлю так опять.
Митч вспомнил, как дрожал голос Руфи, когда она говорила о своем одиночестве. Вспомнил Фрэнка Догерти — как он храбрился, как изо всех сил пытался скрыть, что разлука с дочерью, единственным близким человеком на свете, невероятно тяжела для него.
— Нет, Шеннон, никогда мы не захлопнем перед твоим отцом дверь в нашу жизнь.
И, поддавшись внезапному порыву, Митч прижал к себе Шеннон так крепко, что она едва не задохнулась.
— Все переменится, девочка моя. Все устроится отлично.
— Надеюсь. И прежде всего я собираюсь кое-что изменить сама.
Митч обеспокоенно взглянул на нее.
— Это ты о чем?
— Об университете, к примеру.
— Но ты же не собираешься его бросать? Шеннон, милая, учеба так много для тебя значит. Ты столько сил на нее положила. Да и, в конце концов, остался всего лишь год. А потом ты получишь диплом и превратишь свою водопроводную компанию в корпорацию с миллионной прибылью.
Шеннон рассмеялась.
— Перспектива мне нравится. Но, думаю, мир не перевернется, если я в следующем семестре немного уменьшу нагрузку.
— Но тогда тебе придется дольше учиться.
— Да, зато высвободится куча времени. Я буду заниматься всего дважды в неделю, по утрам. Конечно, вечерами иногда придется посидеть над книгами, но все равно, я буду намного свободней.
— А как же работа?
— Работу я тоже не брошу. Это слишком важно для нас — и для меня, и для отца. Но папа, конечно, согласится, чтобы я работала тридцать два часа в неделю — так мне удастся выкроить два свободных утра. — Шеннон просияла. — Здорово я все придумала, правда?
Митч был совершенно ошеломлен.
— Но… ради меня ты идешь на такие жертвы…
Она приложила палец к его губам.
— Не только ради тебя, Митч. Ради себя тоже. Ради нас обоих. И потом, одной жертвы ты от меня не дождешься.
— Ты о чем?
— Готовить я не буду. Никогда и ни за что.
— Быть по сему!
Шеннон недоверчиво взглянула на него.
— Так ты что, сам собираешься трижды в день готовить на такую ораву?