— Наверное, уже поздно. — Она схватилась за свою сумочку, как утопающий за соломинку. — Мне пора.
— А десерт? — возразил Митч. — Неужели вы откажетесь от торта с шоколадным кремом?
— Только не говорите, что вы и торт пекли сами!
В ответ Митч лишь самодовольно усмехнулся.
— Вижу, вы настоящий чародей. Наверняка я и не подозреваю обо всех ваших талантах.
Шеннон сразу же пожалела о своих словах. Лицо Митча осветила многозначительная улыбка — особая мужская улыбка. Шеннон зарделась как маков цвет. Рыжеволосые люди обычно легко краснеют, и Шеннон, к собственному великому огорчению, не была исключением. Какой стыд, думала она, он сочтет ее дурочкой.
Но Митч, похоже, пришел в восторг.
— Люблю, когда женщина заливается румянцем, — заметил Митч.
— Это проклятие всей моей жизни, — призналась Шеннон. — Сейчас еще что… А в школе я вечно пылала, как костер.
Она перевела дух. Он совсем близко. Господи, он подошел вплотную! Ей как-то удалось выскользнуть в коридор. Уноси ноги, пока не поздно, приказывала она себе, но чувствовала, что ее решимость с каждой минутой слабеет.
Митч погладил ее по щеке.
— Когда мы снова увидимся? Завтра?
— Завтра… я… э… занята…
Шеннон охнула про себя. С ума она сошла, что ли? Спотыкается на каждом слове, и в голове пусто и гулко. Где ее спасительный здравый смысл?
Они уже совсем близко от ее собственных — губы Митча, красиво очерченные, манящие губы. Вот он коснулся ее рта и впился в него долгим поцелуем. Дрожь пробежала по телу Шеннон. Митч все крепче прижимал ее к себе, сквозь тонкий шелк платья она ощущала тепло его тела. У нее закружилась голова, и она обвила Митча руками, словно в этом неустойчивом мире он был ее единственной опорой.
Он все сильнее, все настойчивее прижимался к ее губам, раздвигая их языком. Но вот поцелуй кончился; она ощутила легчайшие, нежные касания его губ на своих щеках.
Какое блаженство! Если бы эта минута длилась вечно!..
— Дядя Митч?
Они мгновенно отскочили друг от друга, словно школьники, которых родители застали врасплох.
На верхней ступеньке лестницы терпеливо поджидала Рейчел. Митч вытаращил глаза, словно перед ним вдруг возникло привидение.
Наконец он обрел дар речи.
— Рейчел, тебе же было велено отправляться в постель и спать?
— Да, дядя Митч, — с готовностью согласилась девочка.
Терпению Митча, судя по всему, настал конец.
— Так скажи на милость, что ты здесь делаешь? — повысил он голос.
— У Стефи вся простынка мокрая. — Девочка с укором взглянула на Митча огромными карими глазами. — Я же тебе говорила, ей надо…
Митч зашевелил губами, но не выдавил из себя ни звука. Это было слишком даже для него. Потом, издав какое-то нечленораздельное мычание, он беспомощно махнул рукой.