Тобор и теперь прыгнул по всем правилам тонкой и сложной легкоатлетической науки — под углом в сорок пять градусов, чтобы пролететь максимально большой отрезок, тем самым оставляя позади метеоритную полосу. Уже в полете он сумел увернуться от раскаленного болида — на обзорном экране этот увесистый обломок оставил прерывистый тающий след.
Люди в зале задвигались, зашумели, как бывает всегда после длительного напряжения.
— Хорошо прыгает Тобор! — заметил кто-то.
— Хорошо-то хорошо, да уж медленно больно, — сказал Коновницын. — Под конец мне стало казаться, что это замедленная съемка…
— Ну уж замедленная, Сергей Сергеевич, — возразил Суровцев. — Время еще есть — нагонит.
— И вы так считаете, Аким Ксенофонтович? — перевел Коновницын взгляд на Петрашевского.
— Мне вспомнился документальный фильм времен Великой Отечественной войны, — сказал вдруг директор ИСС.
Аким Ксенофонтович произнес эти слова негромко, но все, словно по команде, повернулись в его сторону.
— Между прочим, один из моих предков, как свидетельствуют исторические документы, отличился на той войне, — заметил Сергей Сергеевич.
— И что же?
— Перебирал я хронику той эпохи и наткнулся на эту ленту… Хотел включить ее в последний учебный блок Тобора, хотя некоторые мои коллеги посчитали, что это совершенно излишняя информация для белкового. А вот только что, представьте, убедился в своей правоте. И еще в том, что Тобор — просто молодчина!
— Что за лента, Аким Ксенофонтович? — заинтересовался Коновницын.
— Документальный кинорассказ о великой битве на Волге. Точнее — только один эпизод этой битвы. От города остались одни руины… В небе висят тысячи вражеских самолетов, поливая развалины смертью… — Голос Акима Ксенофонтовича дрожал от волнения. — Наши солдаты бросаются в контратаку под ураганным артиллерийским огнем противника. А в воздухе носятся клочья черной сажи… И снег почернел… Но я не об этом… — Петрашевский провел рукой по лицу и докончил при всеобщем молчании: — Солдаты прыгают в свежие, еще дымящиеся воронки от мин и снарядов. Инстинкт подсказывает им, что это всего безопаснее. Вот такой инстинкт мы воспитали и у Тобора, как вы только что видели. Точнее, создали необходимые предпосылки, а инстинкт прорезался сам собой в нужную минуту.
— Это хорошо, — сказал Коновницын, — но вы не ответили на мой вопрос. Я убедился, что Тобор соображает неплохо. Но почему он замедлил ход?
— Разрешите напомнить: испытания не закончены, — резко произнес Аким Ксенофонтович. — У Тобора есть еще до перерыва время, чтобы наверстать упущенное.