— На все воля Божья... сын мой.
Привычным движением я поднял руку и, испытывая незнакомое до сих пор внутреннее смятение, перекрестил стоящего на коленях зека, а потом, подождав, пока его разжавшиеся пальцы отпустят край моей одежды, нажал на звонок.
Дверь камеры почти сразу же открылась, и я увидел стоящего возле нее светловолосого охранника в черной униформе.
— Все в порядке? — казенным тоном спросил парень, взглянув на все еще стоящего на коленях Скопцова. Я молча кивнул и вышел в коридор.
Охранник захлопнул дверь и закрыл замок.
— Полковник ждет вас у себя в кабинете, — напомнил он мне. — Это этажом выше и в другом крыле здания. Я провожу.
Я шел по бесконечному лабиринту лестниц и коридоров в сопровождении светловолосого «кедровца», вперед моими глазами по-прежнему стояло лицо Скопцова со скатывающимися по щекам ручейками слез. А что, если сидящий в камере номер сто двадцать один заключенный действительно невиновен, а настоящий убийца Вики до сих пор разгуливает на свободе и лишь затаился на время? Нет, это невозможно...
Кабинет начальника тюрьмы был совсем не похож на то, что я ожидал увидеть за тяжелыми лакированными дверями. Просторный, с широким окном, из которого открывался великолепный вид на озеро и лес, он был выстлан ковролином и обклеен бежевыми обоями «под рейку». Над кожаным диваном с примыкающим к нему журнальным столиком висела огромная копия картины Айвазовского «Девятый вал».
На огромном массивном столе Карпова свободно помещались компьютер, телефон, факс, настольная лампа дневного света и ворох всевозможных бумаг и документов, разложенных в одному хозяину ведомом порядке.
Карпов сидел, откинувшись на высокую спинку кожаного кресла, и задумчиво смотрел на свинцово-серую водную гладь озера.
— Уютно здесь у вас, товарищ полковник... — вывел я его из задумчивости.
Карпов перевел на меня взгляд и молча кивнул, жестом предлагая присаживаться. Я опустился в кресло напротив его необъятного стола и тоже невольно залюбовался тем замечательным видом, что открывался из кабинета.
Полковник перехватил мой взгляд, усмехнулся и спросил, слегка прищурив глаза:
— Вам ничего не кажется здесь странным, отец Павел?
— Меня удивляет, что на окне нет решетки, — ответил я.
Лицо полковника изумленно вытянулось.
— Вот уж не ожидал, что вы сразу же обратите на это внимание! Да, действительно, решетки здесь нет. Это, можно сказать, единственная вольность, которую я себе позволил, являясь начальником такого строго режимного учреждения, как наша тюрьма. Я слишком много времени провожу в этих мрачных стенах, так что вполне заслужил, чтобы не смотреть на мир сквозь стальные прутья. Вы спросите, не боюсь ли я, что кто-нибудь из заключенных сможет воспользоваться такой уникальной возможностью и сбежать? Сразу же отвечу — нет.