Мои руки непроизвольно сжались в кулаки. Перед глазами поплыли темные круги...
— Специально для этой цели Скопцов брал с собой зонт с острым металлическим наконечником! — между тем продолжал Карпов, затягиваясь сигаретой. — Так вот, после совершенного насилия он засовывал конец зонта женщинам во влагалище и заталкивал его до тех пор, пока было возможно! А в последний раз, когда под рукой зонта не оказалось, он проткнул беременную женщину сучковатой палкой, валявшейся где-то под ногами!..
Я уже ничего не видел, все пространство передо мной было густо затянуто кроваво-красным туманом. Голос полковника доносился до моего сознания так, словно Карпов говорил из глубокого пустого колодца. Каждое произнесенное им слово парализующей болью отзывалось во всем моем теле. Усилием воли я взял себя в руки. Уже второй раз за сегодняшний день мне до зубовного скрежета захотелось любым способом заткнуть глотку сидящему напротив меня человеку. Это было страшно.
— ...И после всего содеянного он еще продолжает пускать слюни и выть!
Ублюдок! — Карпов положил окурок на край хрустальной пепельницы, достал из кармана пиджака носовой платок и промокнул им вспотевший лоб. — Честно говоря, отец Павел, я не представляю себе, как, зная прошлое хотя бы одного из сидящих здесь убийц, вы можете заставить себя не только не возненавидеть их за все, что они успели натворить, но и еще жалеть их! Мне лично понять такое невозможно.
Впрочем, вероятно, если бы я был способен это понять, то уже давно был бы священником, а не начальником тюрьмы.
Карпов бросил смятый платок на стол, снова выдвинул ящик стола и нажал на невидимую мне кнопку. Экран монитора погас, а книжная полка встала на прежнее место. На несколько долгих секунд в кабинете начальника тюрьмы воцарилась гнетущая тишина. За это время мне удалось справиться с нахлынувшими эмоциями. Совершенно случайно я опустил глаза: вниз и увидел, что мои крепко сжатые в кулаки руки едва заметно подрагивают.
— Вы себя неважно чувствуете, отец Павел? — нарушил молчание полковник, пристально глядя на меня.
— Нет-нет, все в порядке, Олег Николаевич, просто я порядком устал за последние сутки. Перелет в Москву, поезд до Вологды, автобус до вас и сразу же после приезда — разговор с этим... — Я не нашел подходящего слова, чтобы применить его к сидящему в камере номер сто двадцать один Скопцову, и замолчал.
— Все, не буду вас больше задерживать. Еще только несколько слов, так сказать напутствие... — Полковник затушил в пепельнице сигарету и подался вперед. — В таком специфичном учреждении, как тюрьма, появление нового человека, если он к тому же не относится к числу заключенных или к охране, всегда вызывает сложности. Вы, отец Павел, человек особого рода.