Наташа была яркий, сверхталантливый, невыносимый человек, punk по жизни, но она не добилась нигде сколько-нибудь значительной известности, ни во Франции, ни в России, в конце концов. И не могла добиться, потому что тогда это была бы уже не Наташа. От неуспеха у нее была постоянная горечь.
Я был крепче ее в десятки раз, и она на меня опиралась. За внешней моей якобы сдержанностью всегда скрывалась глубокая любовь к ней и преданность. Она это знала и эксплуатировала.
Таланта у нее было много, неистовства — непочатый край, но ей нужна была опора. До 1995 года чутье не обманывало ее: все три мужа (1-й — Аркадий, 2-й — владелец ювелирного магазина А. Плаксин, впоследствии — муж певицы Любови Успенской + я, грешный) были для нее опорой, каждый по-своему. В 1995-м она пустилась в свободное плаванье (я окончательно устал от нее и решил дать ей уйти), попала не к тем людям и погибла так, как она погибла. Чутье отказало ей, или она сознательно решила обойтись без опор? Никто никогда не узнает.
После французского мотоциклиста — едко пахнущего потом Марселя, — после питерского киноведа у нее появился цыган Прокоп, музыкант из ресторана «Балалайка», где в конце концов нашла себе работу Наташа, разругавшись с рестораном «Распутин», с его хозяйкой, мадам Мартини. В романе «Укрощение тигра в Париже» я неплохо живописал «Распутин», где в интерьере полуцеркви-полубани шейхи, министры, киноартисты и даже президенты пили дорогое шампанское, слушали песни цыган и Наташи Медведевой, напивались и блевали. Бутылка самого дешевого шампанского стоила в «Распутине» не менее 900 франков. «Балалайка», располагавшаяся в старых cave (подвалах) здания наверху улицы Montagne Saint-Genevieve, в полувитке улицы от Пантеона, была в сравнении с «Распутиным» подвалом демократическим, много дешевле, и клиентура была там полурусская и восточноевропейская. Содержал его человек неопределенной национальности, по слухам, чех — Марк Лучек. Он был, со слов Наташи, неглупым ресторатором и талантливым музыкантом. В одно из моих путешествий по Европе или в Россию Наташка осталась одна на срок достаточный, чтобы прилепиться к цыгану Прокопу. Открыв все шлюзы своей страсти, она, как бывало не раз, в день моего приезда спешно скрылась с поля боя, то есть из нашей квартиры, оставив смятую постель и грязные два прибора и два бокала в кухонной раковине. Я никогда так и не понял, оставляла ли она постель и приборы намеренно, желая ранить меня, или же просто не успевала скрыть следы преступления. Я не помню, откуда приехал, помню, что через пару дней я должен был уехать уже в другую страну, на промоушн одной из своих книг. В один из вечеров мне позвонил цыган Прокоп.