Вдруг на фоне мерной, гудящей беседы раздался резкий возглас Айрин:
— Гитлер? Конечно, я ему верю!
В столовой сразу стало тихо, а мистер Розен, партнер Лоуренса, осторожно положил свою вилку на тарелку, как будто вилка стала для него неподъемной ношей, а тарелка — чем-то неимоверно хрупким. А Айрин продолжала:
— По-моему, мистер Рузвельт проявляет большую наглость, когда позволяет себе плохо говорить о Германии и громогласно оплакивать то, что там сейчас происходит. Как бы вы отреагировали, если бы Гитлер произносил речи, критикующие внутренние дела Америки?
— Дорогая, — одернул ее Рейнольд, — по-моему, не стоит говорить о политике за обедом — это плохо действует на пищеварение.
— Какая чепуха! — отмахнулась Айрин. — Вот этот джентльмен, сидящий по правую руку от меня, — она жестом указала на Генри Конноли, одного из старых приятелей Лоуренса, — распространялся о политике добрых полчаса. Мне думается, он не прав, и я позволю себе его поправить. Этот джентльмен утверждает, что нам в Германии нужна революция. Что если мы сами не прогоним из страны нацистов, весь мир нас уничтожит, потому что мы всего лишь дикари, — уничтожит всех до единого, со всеми потрохами. — Айрин с вызывающим видом обвела взглядом гостей.
Эмили с тревогой подумала: может, ее дочь слишком много выпила? Женщинам нельзя много пить, когда они в гостях.
— С того самого момента, как я сюда приехала, — громко продолжала Айрин, чтобы все хорошо ее слышали, — я читаю все газеты, слушаю, что говорят, и должна признаться — меня просто тошнит от всего этого. Вы понятия не имеете, что у нас происходит. Бездумно глотаете коммунистическую пропаганду, даже не стараясь понять, где истина, а где ложь. Я ведь там живу, а вы — нет, и должна со всей ответственностью сказать вам: если бы к власти не пришел Гитлер…
— Дорогая, — пытался урезонить жену Рейнольд, — прошу тебя, выбери другую тему!
— И не подумаю! — огрызнулась Айрин. — Тебя послали сюда, чтобы ты лично убеждал американцев в их неправоте. Почему бы тебе не начать делать это прямо сейчас? — И снова обратилась к гостям: — Так вот, хочу вам сказать: если бы Гитлер не пришел к власти, то нас всех истребили бы евреи и коммунисты.
— Лоуренс, — произнес мистер Розен, тихо поднимаясь со своего места, — Кэрол, боюсь, нам пора.
Встала и Кэрол Розен, и Эмили помнит, какой смертельной бледностью покрылось ее лицо. Лоуренс, тяжело вздохнув, тоже вышел из-за стола, проводил чету Розен до двери в прихожую. Оттуда до стола доносились обрывки приглушенного разговора, но Эмили ничего не могла разобрать, так как Айрин все еще разглагольствовала, заглушая всех: