Нельзя сказать, что в большинстве своих мыслей и чувств она была слишком уж не права, но отсутствие последовательности во многих вещах буквально сводило его с ума. Если она ненавидела отца, ей ни в коем случае не следовало принимать от него деньги; если она ненавидела полицейских, ей не следовало спать с одним из них.
Она раскраснелась и стала очень привлекательной и какой-то беззащитной. Он мягко спросил:
- Ну ладно, в чем дело?
- Не пытайся обмануть меня своим притворно невинным видом. Мои друзья были в толпе и все видели. Ты так жестоко обошелся с невинным негром!
- А, да. Так это все, в чем я провинился?
- Мои друзья были там, на Сен-Маркс-плейс, и рассказали мне, что там произошло. Меньше чем через полчаса, как ты ушел отсюда, из моей постели, ты избил до полусмерти негра, который абсолютно ничего не сделал.
- Ну, нельзя сказать, что совсем ничего...
- Подумаешь, помочился на улице. Разве это преступление?
- Он не просто мочился на улице. Он это сделал на женщину.
- На белую женщину?
- Какая разница, какого цвета была её кожа? Разумеется, она подняла крик. И не говори, что это был символический политический акт. Этот глупый и подлый подонок получил по заслугам.
- И ты избил его до полусмерти.
- В самом деле?
- Не пытайся отрицать. Мои друзья видели всю твою полицейскую жестокость.
- И как же они описали то, что произошло?
- Ты же не думаешь, что я не понимаю: для белого расиста нет лучше средства возбуждения, чем вид черного пениса, этой универсальной угрозы, угрозы, которая демонстрирует высшую степень потенции?
- Он вовсе не выглядел мощным. Скорее, съежился от холода.
- Это неважно.
- Послушай, - терпеливо вздохнул Берри. - Тебя там не было. Ты же не видела, что случилось.
- Зато видели мои друзья.
- Очень хорошо. А твои друзья видели, как он кинулся на меня с ножом?
Диди презрительно хмыкнула.
- Я ждала, что ты скажешь нечто подобное.
- Этого твои друзья не видели? Ведь они там были - верно? Ну, ладно, я тоже там был. Видел, что там произошло, и вмешался...
- По какому праву?
- Я - полицейский, - раздраженно огрызнулся он. - Мне платят деньги, чтобы я поддерживал порядок. Ладно, пусть я представляю репрессивные силы. Но разве можно назвать репрессией, когда одному человеку мешают мочиться на других? Права этого мерзавца нарушены не были, а права женщины - были. Конституция предоставляет каждому человеку право, чтобы на него не мочились. Вот почему я и вмешался. Вмешался от имени Конституции.
- Хватит, нечего острить на эту тему.
- Я оттолкнул его от женщины и приказал застегнуться и убираться прочь. Да, действительно, он застегнулся, но убраться не захотел. Он вытащил нож и шагнул ко мне.