— Будь проклят тот день, когда мы решили, будто в Джезиме нас ждет новое возрождение.
Херевард обозвал Синтаф древним, еще шурианским именем, ныне забытым всеми, кроме шуриа.
Джезим — земля радости, земля неисчислимых богатств и божественной красоты, полноводных рек и щедрых плодородных долин, земля древних чар и духов. Сначала со своих нищих островов пришли ролфи, увидели все это богатство, облизнулись и по праву сильного отобрали у шуриа их землю, их свободу. И прокляли.
— Кто мог знать, что кровь ролфи окажется для нас ядом?
Риторический вопрос, право слово. Кто знал, что старая добрая практика растворения покоренного народа, которая всегда срабатывала в пользу диллайн, на этот раз даст осечку? Никто не знал, никто не ведал.
— Мы стали выдавать наших дочерей за ролфи, мы стали женить наших сыновей на полукровках, как делали это прежде. Мы беспечно попались в свои же силки, — с нескрываемой горечью молвил Херевард.
Женщина недовольно поджала губы. Она не любила напоминаний о собственных просчетах.
— Мы ошибались, тив. Мы жестоко ошиблись, но мы же и старались все исправить.
— Плохо старались, — буркнул тив. — Зря старались.
— Не нужно так говорить, Херевард. Еще ничего не потеряно. Мы преодолеем кризис…
Вот в чем эсмонд сейчас нуждался меньше всего, так это в утешениях и мягкой жалости во взоре. Он — Благословенный Святой, а не птенчик, которого только-только вытолкали из гнезда в суровый мир.
— Итэль! Ради Истины и Веры! Прибереги слова утешения для более суровых времен и прежде всего для самой себя. Они пригодятся очень скоро. Что же касается столь любимой фразы: «Мы сделали, что могли. Пусть другие сделают лучше», то меня и мою совесть она не успокоит. Предвечный избрал диллайн и даровал нам Истинное Благословение, а мы его позорно про… гуляли. Разбазарили, профукали, прохлопали ушами, называй, как тебе больше нравится, но сути это не меняет.
Итэль Домелла дама-аннис Сар была знакома с Херевардом вот уже четыреста пятьдесят семь лет, и подобные скорбные нотки в его словах ей довелось услышать от силы раза три. При самых трагических обстоятельствах, в самые отчаянные мгновения. И пусть на тиве сейчас не запыленная сталь доспеха, а модный двубортный фрак, и не кольчужный капюшон закрывает голову, а из всех неудобств — только острые края стоячего накрахмаленного воротничка, впившиеся в щеки. Элегантная трость, конечно, не меч, но ничего не изменилось. Не для диллайн, одержимого Верой.
Оно, может, и к лучшему, что Херевард не при мече и даже без пистолета, ибо он в ярости.