«Брешут! Они все брешут! Не было этого!»
«Замолкни! Замолкни сейчас же! Или, клянусь, я обращусь к диллайнскому экзорцисту, и тебе не поздоровится», — вскипела Джона.
Сволочной дед чуть не испортил ей все впечатление первой сцены.
— Мне тоже кажется, что сегодня Лерви не в голосе, — поддакнул Жозеб, заметив гримасу неудовольствия на лице спутницы.
Но женщина рассерженно зашипела:
И гневно шлепнула грубого фабриканта веером по запястью.
Восхищаться Кистайном считалось среди столичных дам правилом хорошего тона. Его боготворили, его осыпали дорогими подарками и просто любили. А для юноши из бедной семьи, вознесенного волею судьбы на вершину славы и успеха, господин Лерви держался более чем скромно. Так всегда бывает с одержимыми Музыкой. Они ничего не видят вокруг и не слышат, они живут только своим даром и не желают иной жизни.
— Мне показалось…
— Да. Вам. Показалось.
На встречу Девы и Князя, когда они медленно идут друг к другу, протягивая руки в мольбе, Джона смотрела сквозь пелену слез. Тревожно рокочут барабаны, стонут скрипки, поют виолончели… А голоса… Мужской, густой и страстный, и женский, нежный и зовущий, сплетаются меж собой, как… змеи в любовном танце, как ростки волшебных цветов. И столько жизни в них, что кажется, они будут жить вечно и никогда не умрут, потому что нет в этом мире ни разлук, ни боли, ни смерти. Ничего нет, кроме Великой Любви и Бесконечной Жизни.
Наверное, только шуриа способны понять до конца смысл творения Джэйона Никоула. Будь он вечно благословен в его диллайнских небесах!
Ария тоскующей Сидды «Явись в мой сон, хоть духом мимолетным» в конце первого акта удалась Эйлит Мур на славу. Зал страдал вместе с певицей так, словно зрители присутствовали на самой первой премьере. Говорят, сто двадцать лет назад, когда «Последнюю весну» ставили впервые, несколько экзальтированных барышень вскрыли себе вены от избытка чувств. Ничего удивительного. Музыка может подвигнуть на самые решительные поступки тем более такая проникновенная. Что греха таить — Джона тоже всплакнула, когда Подлые Туземцы казнили Князя. И плевать, видят Великие Духи, плевать, что коварными убийцами на самом деле были Джонины предки. И уже не имеет значения, что тот, настоящий князь, эрн Удэйн в сагах шуриа предстает злодеем из злодеев, которого надо было бы убить не единожды, а раз сорок подряд, каждый раз по-разному. Он швырял младенцев в костер, вырывая их из рук матерей, а тех, в свою очередь, топил на глазах у мужей. Он дал слово не пытаться бежать, пока противоборствующие стороны не договорятся об условиях обмена, и при первом же удобном случае нарушил клятву. Даром что Священный Князь, а не поленился перебить стражу и украсть коня. Понятное дело, что когда шуриа его поймали, то дали выход своей ненависти.