Пронизывающий насквозь холод разбудил Джону еще затемно. Ее зубы звонко стучали на всю округу, а тело, которое она прекрасно чувствовала, полностью окоченело. Кровь стыла в жилах не в переносном, а в буквальном смысле. Сволочная эрна до сих пор не удосужилась вернуться. А вдруг с ней что-то случилось? По злой иронии судьбы ролфийкина удача означала сейчас жизнь для шуриа. Джона тут же представила себя медленно помирающей от холода, жажды и голода. Если еще раньше до нее не доберутся звери. Не обязательно волки, хватит и стаи бродячих собак. Думать же о том, что случится, если на связанную и обездвиженную женщину наткнется банда дезертиров, вообще не хотелось.
«От ролфи только беды и страдания. Всегда и вечно», — всхлипнула леди Янамари.
Спасительный сон возвращаться не пожелал, и впереди Джону ждал Порог — то жуткое полузабытье, в которое погружаются все Третьи перед самым рассветом. За тысячу лет шуриа перепробовали все возможные способы обойти проклятие, начиная от простого отказа от сна и заканчивая магией. Без толку. Несколько мучительных минут, когда невидимая рука ночи касается души каждого из детей Шиларджи, решая, жить ему еще один день или нет, уготованы каждому. Ты перестаешь чувствовать, ты перестаешь быть, и тебя вдруг становится так исчезающе мало, словно и не было ни мыслей, ни слов, ни дел, словно и не жила никогда. Очень гадкое чувство.
В самый разгар приступа острейшей жалости к себе явилась ролфийка — вся забрызганная кровью, грязная и злая. Бесцеремонно, словно мешок с брюквой, взвалила Джону на правое плечо, чтобы та повисла головой вниз, и потащила куда-то в сторону от реки. Кровь моментально прилила к голове, перед глазами поплыли красные круги. Будто эрна специально так сделала, чтобы лишний раз помучить жертву. Нестерпимо хотелось ругаться. Или хотя бы укусить.
«Проклятая ролфи! — выла Джона и бессильно клацала зубами, не в состоянии дотянуться до вражьей плоти. — Грязное волчье племя! Бездушные твари!»
«Во-о-от! Теперь ты меня понимаешь, Джони? Мой глаз тоже видит, да зуб…э-э… меч неймет».
«Ты до «своего» мечом уже дотянулся, Паленый Эйккен».
Клац!
«И ты уже сдох!»
Клац! Клац!
«А я жива!»
«Зубы себе сломаешь, змеища, и собственным ядом отравишься», — ухмыльнулся призрак, решив, что тоже может издеваться над наследницей.