Ролфийка положила пленницу на что-то вроде подстилки и сказала Джоне серьезно, почти зло:
— Боги видят, что ты сейчас — самое дорогое, что у меня есть, шуриа. Боги знают. Я не позволю им тебя забрать, пока я все еще ролфи. Ты не умрешь. Даже и не мечтай сбежать вместе с ночью.
В темноте ее глаза светились зеленым, как у настоящей волчицы. И как волчица, Грэйн подняла голову к небу, чтобы с нескрываемой угрозой сообщить лунам:
— Ты все видишь, Локка. И ты, Морайг. Она моя.
И только потом эрна улеглась рядом и притиснула графиню к себе, так чтобы голова Джоны оказалась на ее правом плече.
В могучем, совершенно неженском захвате шуриа едва не задохнулась. Великие духи, какое унижение — исполнять обязанности живой игрушки, вроде тех, которые дети любят брать с собой в постель. У Раммана был шерстяной котенок, до сих пор бережно хранимый Джоной в специальном сундучке вместе с крошечными распашонками и чепчиками. У Идгарда имелся другой любимец — медвежонок из кусочков кроличьего меха.
«А у нашей доброй эрны — маленькая змейка», — расхохотался призрак.
Эйккен «прилег» прямо в кострище. Развалился, точно на пуховой перине, и принялся разглядывать бледные предрассветные созвездия.
«Ты на девичью выю не примеривайся, все одно не дотянешься. Она спит, и ты спи, Джони. До Ролэнси путь долог».
Не иначе, издевался вредный пращур. Попробуй тут уснуть, если от ролфийки несет свежим потом и чужой кровью, а еще во сне она поскуливает, совсем как спящая собака, взрыкивает, вздыхает, подергивает руками-ногами. То ли бежит куда-то, то ли ловит кого-то.
«Ага-ага! Скользких шурий — за хвост», — охотно подтвердил дух.
«Очень смешно! — Шутки про змеиные хвосты леди Янамари порядком надоели. — Грешно смеяться над беспомощным человеком, злонамеренно лишенным дара речи».
От ролфи шел настоящий жар, и ничто так быстро не согревает, как тепло живого тела.
«Моя Джоэйн, хоть и шипела, но из-под бока выползать не торопилась. А сначала — да, веревкой привязывал, чтобы не сбежала».
От воспоминаний Эйккена шуриа частенько бросало в дрожь. А еще говорят, что одержимее диллайн никого не бывает. Вот живой… то есть покойный, пример подлинной одержимости — века прошли, а он каждый день думал о своей «гадюке». Любил, как, должно быть, способны любить одни лишь ролфи — раз и навсегда.
Где ты, неведомая Джоэйн, жена бешеного эрна, мать маленького ролфи — прародителя всех Янамари? Давным-давно стала ты рекой или озером, проросла кустом орешника или улетела в теплые края стаей малиновок. Потерялся твой призрачный след среди равнин и холмов Джезима, дух твой влился ручейком в полноводную реку Великих Духов, и сама ты ныне тоненькая ниточка в ткани бытия этого мира.