Зейн стоял у плиты, помешивая на сковородке яичницу-болтунью. Со сдержанным любопытством взглянув на Келли, он промолчал.
Так же молча он положил яичницу на тарелку, подхватил выскочивший из тостера тост и поставил тарелки на стол.
– Садитесь, – приказал он, – и ешьте. Келли села.
– Из вас вышел бы чудесный муж, – заметила Келли. Яичница выглядела аппетитно, и даже растворимый кофе в чашке стал пахнуть ароматнее, чем обычно.
– Это точно, – пробормотал он, садясь напротив. – Я перестелил вашу постель. Полагаю, в дальнейшем мне придется отмывать здесь полы и всерьез заняться посудой. Но разве кто-нибудь способен оценить мои мучения у раскаленной плиты и стертые до костей пальцы? Нет – никто и никогда.
Келли с жадностью накинулась на еду: в ней проснулся волчий аппетит.
– Только я способна вас оценить. Вы спасли мне жизнь, избавили меня от голодной смерти – как же я могу этого не оценить?
Зейн пожал плечами.
– Не знаю; уж какой-нибудь повод вы непременно найдете.
– Послушайте, – начала Келли – согревшаяся, насытившаяся, испытывавшая удовольствие от присутствия Зейна, – я должна извиниться перед вами. Я прочитала вашу книгу, «Ее демон-любовник», и должна признаться: она замечательна.
Хотелось увидеть, как Зейн отреагирует на ее слова. Вероятно, будет доволен, польщен, а может, отнесется к ее словам скептически или же, наоборот, проявит скромность. Зейн же просто подпер подбородок ладонью и молвил:
– «Замечательна» – это явное преуменьшение.
Келли пожалела о своем комплименте, заставившем глаза Зейна вновь зажечься насмешливым огоньком.
– А вам ведь не чуждо тщеславие, верно?
– Мне нравится, когда вы напускаете на себя строгий учительский вид. Нет, я не тщеславен. Иногда, выполняя работу, надо просто чувствовать, что делаешь то, что надо. Этого мне достаточно.
Келли вздохнула и отпила глоток кофе. Она была слишком слаба, чтобы опять вступать в спор.
– Все верно, – нехотя признала она. – Мне всего лишь хотелось, чтобы вы знали: я напрасно осудила вас. Я была не права.
– Тогда почему же, – спокойно спросил Зейн, оглядывая ее холодными серыми глазами, – мне кажется, что вы по-прежнему не одобряете меня? Боже милостивый, да на вашем лице опять появилась маска учительницы! И это в два часа утра!
– Как? В два часа? – воскликнула Келли. – Сейчас уже два часа?
– Вы проспали почти пять часов. А я остался здесь, чтобы убедиться, что с вами все в порядке. А в чем, собственно, дело? Боитесь за свою репутацию?
Келли покраснела и уставилась на полупустую чашку с кофе.
– Я просто не знала, что уже так поздно.