— Приказание ваше так лестно для меня, что противиться ему и подумать невозможно. Значит, я должен снять маску… Но грустно мне прежде времени, потому что скоро утрачу таинственность, а перестав быть загадкой, не буду может быть даже занимательным гостем.
Юлия с нетерпением ожидала развязки, даже Мария с любопытством устремила черные глаза на молодого человека, который, оглядывая огнистым взором обеих девушек, с каждой минутой принимал вид осужденного.
— Вы желали, я повинуюсь, — сказал он, помолчав немного. — Отец мой, едва здесь кому знакомый, прежде богатый человек, теперь убогий владелец частицы поля, доживает старость на границе Домбровы и называется Дарским.
— Дарский! — воскликнула Юлия. — Фамилия мне известна. Отца вашего никто не знает, но мы слыхали о нем. Должно быть, вы не здесь воспитывались?
— Я провел мало времени в этой стороне и потому меня здесь никто не только не знает, но даже мое существование известно лишь одним прежним вашим крестьянам. Я пошел очень молодым на военную службу, потом путешествовал, а теперь живу далеко в Литве и два раза в год навещаю старика отца, который не хочет расстаться с родиной и переехать ко мне.
Когда упомянул он о Литве, Мария побледнела, задрожала и так страшно изменилась, что Ян подбежал к ней, думая, что она падает в обморок.
— Ничего, — шепнула она, — голова закружилась немного.
У Юлии был флакончик, который привел в чувство ослабевшую девушку.
— Теперь вам известно все, — сказал Ян. — Но я не знаю, с кем приехать в дом Старостины, а один не могу.
— Я вас представлю.
— Право, не знаю, но если Старостина согласится на это, мне будет очень приятно.
— Я дам вам знать в Яровину.
Говоря это, Юлия начала удаляться, а Ян, поспешно поклонясь, быстро ушел в лес, один, со своими думами.
Отчего природа никогда не производит на нас большего впечатления, как в наисчастливейшее время начала любви? Говорю наисчастливейшее время потому, что хотя человек и стремится далее, однако, сколько раз после жалеет он о начале! Тогда все представляется ему в новом свете оттого, что он сам облекся в чудное новое чувство.
Между ним и природой есть какая-то дивная связь, в биении сердца ощущает он движение жизни вселенной: он понимает цветы, запах, блеск, шум лесов, рек, живые голоса, небо, разговор цветов; словно, сошел на него дух, который вдохнул ему знание всемирного языка, каждая радость потрясает его, каждая грусть находит сочувствие, каждую мысль он понимает.
Так, если кто откроет свою кровавую рану, сильнее ощущает ей каждое движение воздуха, теплоту и холод. Неужели любовь — рана, как думали в старину? Нет! Любовь — великий узел, который соединяет все на свете; достигнув его, ощущаешь в себе силу всей природы, и как электрический ток, что-то таинственное соединяет нас с целым. Позже мы изменяемся, отделяемся от людей, чувствуем себя, и только себя понимаем.