— Кто знает, может быть я оправдаю этот расчет.
— Возвращайтесь! У нас приятно проводят время. Послышался стук экипажа.
— Кто-то приехал? — удивилась старушка. Юлия взглянула в окно.
— Пани подкоморная. Чудесно! Она еще не знает, кто вы, — сказала Юлия Дарскому и побежала к двери, в которую уже входила достойная родственница в сопровождении Матильды, державшей в одной руке лорнетку, в другой флакончик.
Следует знать, что Тися имела слабые глаза, слабую грудь, слабые нервы и была больна чем-то в роде меланхолии, страдала недугом, которым хворают все барышни, не имеющие возможность выйти замуж.
С год уже покашливала она, предчувствуя чахотку, хотя наружность имела здоровую, даже слишком, несмотря на уксус, который пила и за который доставалось ей от матери.
Подкоморная осмотрела гостиную, увидела Яна и, едва поприветствовав Старостину, обратилась к нему:
— А, вы здесь? Значит тайна открыта!
Юлия не допустила бабушку представить гостя.
— Однако, заклад продолжается, — проговорила она.
— Признаю себя побежденной.
— Господин Дарский, — сказала Старостина. Подкоморная, никак не ожидая услышать эту фамилию, довольно холодно поклонилась, сжимая губы и прибавила:
— Я должна была бы догадаться.
Пошли обычные вопросы: где живете и т. п. Потом Матильда обратилась к Марии, представляясь необыкновенно легкой и воздушной, начала целовать и обнимать ее с нервическим восторгом, шептать ей что-то на ухо. Подкоморная села возле старушки, а Юлия разговаривала с Яном.
Взор Юлии, которому ничто не могло противиться, насквозь пронзал Яна, который чувствовал уже себя так очарованным, так увлеченным, что позабыл о целом свете.
Какие-то неизвестные миры, непонятные счастья, неизмеримые глубины неземного блаженства видел Ян в голубых глазах, которые говорили ему намного выразительнее слов, обещали ему рай.
Уста Юлии, насмешливо улыбающиеся, произносящие смелые и остроумные речи, поражали Яна противоположностью выражения с чудными ее глазами.
Он смотрел и сходил с ума.
Беседа, усиливаемая взглядами, зажигалась, пламенела, чем далее обнимала больше пространства, не касалась земли. Юлия также забыла, что на нее смотрели — бабушка, подкоморная и Матильда, которая при слабости нервов имела страшную охоту к сплетням.
Надо было отозвать неосторожное дитя, но благоразумно, при удобном случае.
Юлия говорила в душе: буду любить его! А когда женщина говорит себе самой — буду любить! — уже любит. Если обещает другим теми же словами — значит любить не будет.
Юлия исполняла какое-то поручение бабушки, как снова послышался стук экипажа и почти в ту же минуту отворилась дверь гостиной.