Осторожнее с огнем (Крашевский) - страница 66

Слова эти, сказанные с увлечением, служили для Юлии лучшим доказательством, что год разлуки не только не изменил, но еще возвысил любовь Яна.

Она была счастлива.

— Когда ты возвратился из Литвы?

— Целый год, как я там не был.

— Где же ты оставался?

— Здесь в Яровине.

— Как? Вблизи от Домбровы? Целый год, здесь!

— Да, вблизи от тебя, Юлия. И за это страдание Тантала получил такую награду.

— Ян! Я твоя! Накажи меня, как хочешь, но только прости, о прости меня!

— Нелегко залечить рану, которую я чувствую в сердце, как холодное железо.

— Все уже кончено.

— Не для меня; я еще страдаю.

— Разве ты мог считать меня кокеткой, легкомысленным ребенком?

— Ни о чем я не рассуждал, не думал, я только страдал. Юлия пожала украдкой руку Яну… Но приближался князь, надо было изменить разговор и придать ему вид равнодушия.

— Будьте так любезны, — сказал последний, — познакомьте меня с господином Дарским.

— Князь Генрих В. — господин Дарский!..

И оставляя новых знакомых, Юлия удалилась. Князь слишком хорошо знал людей, немало встречая их в жизни, чтобы не заметить, что между Юлией и Дарским существовали какие-то таинственные отношения. Сначала чрезмерное равнодушие, потом тайный разговор — все это возбудило в нем подозрение.

— Я только был бы мужем, — проговорил он сам себе, — а тот чем-нибудь побольше.

И князь решился следить за ними, но ничего не узнал решительно: Юлия так ловко себя вела и так искусно владела собою. На прощание только шепнула она Яну:

— Завтра утром!

Но никто не расслышал этого выражения, которое можно было принять за обыкновенное: "спокойной ночи".

На другой день, в 10 часов, Ян приехал в Домброву. Юлия была совсем иная и, увидев Дарского еще мрачным, старалась развеселить его словами, пожатием руки и тысячами невинных ласк, ничтожных для равнодушного, но приносящих столько счастья влюбленному. Приблизиться к милой, коснуться руки, почувствовать ее дыхание, уловить взор какого никто не уловит, спрятать на сердце перчатку, которую она носила — какое для одного блаженство — и как это ничтожно для другого!

Утро было ясное, чудное, счастливое.

Прощаясь с Яном, Юлия снова позволила ему приехать.

— Завтра утром, — сказала она.

— Итак, конец этим несчастным испытаньям, которые убивают меня! — проговорил Ян после долгой беседы.

— Нет, — отвечала Юлия.

— Значит, ты желаешь моей смерти?

— Все вознагражу, Ян! Выходит, ты не любишь меня, если сомневаешься, — не любишь, если тебе тяжело принести мне жертву!

— Юлия, ты не знаешь меня!

— Еще немного времени и я буду навсегда твоею, буду тебе покорна и целые годы стану награждать тебя за то, что ты сделал для бедной девушки.