И в другом отношении различие между Серго и западными "культурными" социал-демократами бросалось в глаза. Когда выступал лидер чешских социалистов Немец, он сильно жестикулировал, потрясал кулаками, рычал, вопил, гремел, обличал, но то был пафос нарочитый, энтузиазм наигранный. И пафос и энтузиазм спадали тут же на глазах. У Серго и в помине не было ни этой искусной аффектации, ни этого закатывания глаз, ни этой подозрительной дрожи в голосе. Все просто, естественно и мужественно. Слово рождается из глубины существа, из самых недр его. Страсти неподдельны, возмущение убедительно. Писарев однажды заметил: чем мельче подлинные чувства и мысли, тем упорнее прибегает человек к краснобайству, к ложной патетике, к красивым оборотам. У Серго не было в этом никакой нужды, чего-чего, а настоящей, искренней страстности ему не требовалось у кого-нибудь занимать.
Серго весь был обвеян суровым и крепким воздухом революции, где вошло в обычай сражаться против врага в сотни и тысячу раз сильнейшего, где при любом неравенстве сил не складывали оружия и не просили пощады, не сдавались в плен, не падали Духом, а деловито заменяли падавших, выбывших из строя. Откуда же здесь быть самохвальству, ограниченности?!"
Орджоникидзе покидал Прагу последним. Несколько часов назад уехал Сурен Спандарян — делегат от Баку. Впервые за две с половиной недели Орджоникидзе остался в Праге один. Обязанности, возложенные конференцией на председателя "разъездной комиссии", исчерпаны. Больше ничего не нужно делать, не о ком заботиться, просто дождаться вечера и сесть в парижский экспресс. А пока можно побродить по городу, хотя погода не очень благоприятная. — Со снежных вершин Крконоши дует пронзительный ветер, пражцы спешат укрыться в жарко натопленных квартирах, неплохо и в пивных.
Побродив по Градчанам — Пражскому кремлю, Серго спустился к Карлову мосту, где в почетном карауле недвижно застыли тридцать изумительных статуй. На другом берегу медлительной Влтавы не заметил, как углубился в узкую Гибернскую улицу. Машинально направился к трехэтажному дворцу в стиле раннего барокко. С начала двадцатого столетия дворец, часто менявший владельцев, — собственность чешских социалистов. У него доброе имя — Народный дом.
Привратник распахнул резные двери, вежливо, но не без тревоги осведомился:
— Снова партейтаг, пан?
Серго улыбнулся. Даже лидеры чешских социалистов, охотно предоставившие Народный дом для заседаний конференции, далеко не всегда понимали, из-за чего "русские коллеги так долго делают свой партейтаг", о чем две недели дискутируют за плотно закрытыми дверями.