Старейший член «Союза борьбы за освобождение рабочего класса» Михаил Александрович Сильвин писал о ее деятельности в петербургский период: «…она не была пропагандисткой в тесном смысле слова, но вела ответственную, очень важную для нас работу. Своим положением в вечерней школе за Невской заставой она пользовалась для привлечения новых рабочих в наши кружки, к ней стекались все особо важные или срочные сведения для нас от рабочих — членов кружков, все рабочие-вожаки лично ее знали и относились к ней с глубоким уважением и полным доверием. Она поддерживала и возобновляла обрывавшиеся связи, она была, в сущности, главным стержнем всей нашей организации…»
Тучи сгущались над всеми оставшимися на свободе. Один из рабочих, не выдержав допросов «с пристрастием», дал показания. 28 октября Надежда Константиновна была вновь арестована. Она вновь все отрицает, но показания Бугоркова, одного из учеников школы за Невской заставой, раскрывают особую роль Крупской в организации петербургских социал-демократов. В одном из протоколов допроса Бугоркова записано: «…5 мая сего года я был на экзамене в воскресной школе, где состоит учительница Надежда Константиновна Крупская, и по окончании экзамена, когда я выходил из класса, то находившийся в прихожей Влас Щеглов остановил меня и просил передать Крупской, чтобы она назначила интеллигента руководителя для кружка в доме № 25, по какой улице, я теперь этого не помню. Я сейчас же возвратился в школу и, найдя Крупскую, передал ей просьбу Щеглова, на что она мне ответила: „Хорошо, я знаю — скажите Щеглову, что я доставлю интеллигента и что он будет называть себя „Куй железо“.[6]
Самым тяжким испытанием оказалась очная ставка. Надежда Константиновна смотрела на осунувшегося, прячущего глаза Бугоркова и не испытывала к нему ничего, кроме жалости. Видно, жандармы усиленно обрабатывали его. Перед ней был сломленный духовно человек. Крупская сказала: „Я знаю его, мой ученик по школе. Ничего больше я добавить не могу“. Бугоркова увели. Следователь внимательно смотрел на арестованную. Ничто не дрогнуло в ее лице, только слабый румянец проступил на щеках и ярче заблестели глаза. Он не удержался и сказал с усмешкой: „А у вас, оказывается, мадемуазель Крупская, как у некрасовских женщин, под внешним холодом таится пламень яркий. К сожалению, ваша энергия толкнула вас на недостойный путь“. Надежда Константиновна глянула ему в лицо. Он оборвал фразу и сухо сказал: „Итак, продолжим“.
Одиночная камера действует угнетающе. Нельзя привыкнуть к звону ключей, к шагам в коридоре. Надежда Константиновна старается придерживаться строжайшего режима: подъем, зарядка, чтение… Но все чаще она замечает, что сидит, глядя в одну точку. Она не может есть тюремной пищи, болит желудок. Появляется апатия. От матери не скроешь своего состояния. Во время свиданий дочь держится бодро, шутит, но мать видит, как дорого обходится ей эта бодрость.