Верно, что мы, репатрианты из Союза, проявили вполне здоровое желание сорвать свой куш. Но при этом нас сильно огорчила безыдейная погоня израильтян за материальным благополучием. Мы, конечно, тоже материалисты, но прежде всего идеалисты, и четыре наших ученых репатрианта начали с местной безыдейности, от нее перешли в другим вопиющим недостаткам и кончили общей картиной, которая, по их образному выражению, и в страшном сне не могла присниться.
Этот удачный образ напомнил мне другой страшный сон, о котором, пожалуй, стоит рассказать.
Дело было в первые месяцы после моего приезда в Израиль, в одном из тех казенных мест, по которым всем нам приходилось мыкаться на первых порах. Я сидел, балдея и от израильского лета, плавившегося в окошках-амбразурах, и от секретарши из породы смуглых газелей с непостижимо длинными ногами на модных колодках и с грудью, как распечатанный шоколад. Все в ней было умопомрачительно, от золотого изобилия браслетов, цепочек и колец до дикарского блеска улыбающихся черных глаз.
Надо было докатиться до предела бесчувственности, чтобы в присутствии такой жар-птицы спать, как спал мой сосед по скамье для посетителей. Он сердито сопел под грузом шляпы, жилетки и мятого пиджака. Что может присниться в такую жару да еще в таком компрессе из мокрого сукна, кроме кошмара? Как только секретарша выгарцевала из приемной, сосед, однако, проснулся. И заговорил, точно и не спал:
— Вы тоже новый репатриант? — зашептал он тоном заговорщика. — Ах, из России? Я, знаете ли, из Аргентины. Но Израиль ведь вам тоже не нравится?
Я не успел ответить: в этот момент вернулась секретарша, и у соседа тотчас захлопнулись глаза. На этот раз он спал долго, пока секретарша не вышла снова.
— Ну, конечно, вы недовольны, — схватил он меня за локоть, как только она удалилась. — Синагог здесь раз два и обчелся. Молящихся мало. Выйти на улицу нельзя, хочешь подышать воздухом — сиди дома да жди темноты!..
— Да, жара мучительная, - сказал я неопределенно.
— Вас мучает жара? — сосед сделал большие глаза. — А меня оскорбляют вот такие девицы! Еврейки ходят голыми! Стыд и срам! Разве так мы с вами представляли себе еврейское государство?!..
Стыд и срам вернулся, сверкая улыбкой и звеня цепочками. Сосед тут же изобразил мертвый сон, и я опять не успел ему ответить. Сказать, что мы с ним действительно не так представляли себе еврейское государство.
По-разному мы его себе представляли.
Этот разговор, о котором я не могу вспомнить без смеха, помог мне открыть для себя простую вещь. В галуте у каждого еврея, сознательно или бессознательно, складывается свое личное представление о том, какой должна быть его родина. Еврей выстраивает себе свою личную модель Израиля. Репатриируясь, мы не только отправляем багаж, но и, сами того не подозревая, везем с собой свою модель. С первого же шага мы начинаем прикладывать ее к Израилю. Модель, разумеется, совершенно отличается от оригинала. Все ваши ожидания разлетаются вдребезги.