В порыве ярости Конрад до боли стиснул зубы. Ветвистая молния озарила мансарду ослепительно-синим светом. Гром ударил не вверху, а рядом, прямо за окном. Ветер хлестнул по стене и окну тугой плетью дождевых струй, напомнив человеку об очаге, который тот нечаянно разжёг силой воображения. Разрушить таким же образом своё единственное, хотя и неуютное, убежище было бы полным безумием.
Конрад рассмеялся, осенённый внезапной догадкой. Давно бы стоило сообразить, что в этом мирке всё подчинялось его воле и отражало его настроение!
— Утихни! — приказал он шторму и услышал, как сразу изменился голос ветра, с грозного рёва перейдя на обиженный толи вой, толи плач. Беспорядочный стук капель по стеклу прекратился. Шум дождя стал ровнее, напоминая шум реки.
Лёжа на боку спиной к окну, Конрад представлял, как постепенно успокаивается море, светлеет небо на горизонте, ливень переходит в лёгкий летний дождик.
Со двора в мансарду заглянул кто-то огромный, прозрачно-белый. Длинные волосы и гладкая борода колыхались, сливаясь с дождевыми струями. Дух дождя сочувственно взглянул на человека, скорчившегося от холода в неуютной постели. Доброе лицо озарилось улыбкой. Несколько мгновений благодушный великан не двигался, размышляя, уступить или побороться с дерзким юнцом. Жалость возобладала: дух мягко отстранился от окна, скользнул прочь и растворился в небе над холмами. И ещё один гигантский призрак мелькнул вдали — уходящий дух шторма. Напоследок он вырвал с корнем старую кривую сосну, росшую на прибрежном утёсе, и она шумно обрушилась в пену прибоя.
Внезапно воцарилась тишина, нарушаемая лишь рокотом волн. Конрад в изумлении прислушивался. В земной жизни он не умел управлять погодой, хотя всегда мечтал научиться этому. Он сомневался, действительно ли ему удалось остановить бурю, или она утихла сама собой. Чтобы ещё раз проверить свои возможности, он начал с одежды и постели. Балахон и сырые простыни просохли мгновенно, но из перины, одеяла и подушек влага уходила долго, над кроватью клубился пар. Ещё дольше рассеивался неприятный запах сырости и старой пыли. Конрад видел вокруг себя белое свечение. Оно колыхалось, расходясь неровными кругами, и гасло где-то за пределами мансарды. Он напрягался, силясь расширить границы света, сделать его ярче и горячее, пока не почувствовал, что проваливается в беспамятство. Тёмная волна накрыла его с головой.
Когда она схлынула, он лежал в той же позе — на боку, согнув колени, но вокруг всё изменилось. Прямоугольник окна светился уже не тускло-серым, а ясно-голубым. В отдалении тихо шелестело море. В доме царила благодатная тишина. Заметно потеплело. Конрад согрелся и чувствовал себя лучше: озноб и ломота в суставах прошли.