— Почему бы тебе не заняться своими вещами завтра? — добавила Элис. — Ведь кто-нибудь может тебя услышать!
— Сюда все равно никто не заходит, — возразил Джонни.
— Я захожу, — ответила Элис и, обежав взглядом полутемную комнату, посмотрела на сына. Видеть Джонни в знакомой обстановке его собственной спальни ей было и приятно, и грустно.
— А почему ты ничего не убрала? Я-то думал, что все мои вещи будут уложены, упакованы в коробки и чемоданы, а оказывается…
— Я не могла, — ответила Элис, глядя ему в глаза. — И ты знаешь — почему.
Джонни кивнул:
— Знаю. И тем не менее, мне кажется, тебе надо было все убрать. Ведь тебе, наверное, очень больно заходить в комнату и видеть все это… — Он обвел рукой шкаф и полки с кубками и фотографиями и добавил: — Хотя мне, конечно, очень приятно, что ты сохранила мою комнату для меня.
Улыбнувшись его словам, Элис опустилась на застеленную кровать.
— Я же не знала… не надеялась, что ты вернешься. А убирать твои вещи — это было выше моих сил. Это означало бы потерять больше, чем мы уже потеряли.
— Но, мама, моя комната — это ведь не я. Я у тебя здесь… — Он положил руку себе на грудь, на сердце. — Был и буду… Да ты и сама это знаешь. — Джонни сел рядом с ней и обнял за плечи. Рука у него была теплая и сильная. — И я не исчезну из твоего сердца и из твоей памяти, даже когда вернусь туда, где я должен быть… Я буду с тобой всегда!
— Я знаю, просто мне самой дороги эти твои фотографии, медали, кубки. — «И еще твой запах», — подумала она. В комнате до сих пор, казалось, витал запах Джонни — запах его здорового, чистого тела, мыла и одеколона, и иногда, когда она заходила сюда и закрывала глаза, ей удавалось на короткое время вообразить, что он не умер, а просто куда-то ушел — на занятия, на тренировку, к Бекки. Впрочем, сейчас, когда Джонни сидел рядом с ней, Элис и зажмуриваться было не надо.
Они еще немного поговорили, потом Элис с сожалением встала и пошла к себе в спальню. Джонни последовал за ней. В комнате было довольно тепло, поэтому он снял свой джемпер и, не прекращая разговора с матерью, повесил на кресло. Прошло еще минут двадцать, и в комнату заглянула Шарлотта. Она снова услышала, как ее мать разговаривает сама с собой, и зашла ее проведать, а заодно позаимствовать ее голубой жакет, который Шарли собиралась надеть завтра на классное собрание.
— Мне кажется, ты не должна позволять Шарли надевать твои вещи, — заметил Джонни, когда сестра вернулась к себе. — Ей это нужно только для того, чтобы покрасоваться перед мальчиками из старших классов. Ты и так покупаешь ей достаточно новых вещей — пусть ходит в своем.