Настала очередь удивляться слуге:
— С вами господин, вам помочь одеться?
— Не надо, я сам оденусь, а почему ты меня так называешь?
— Вчера на пиру господин начетник сказал, что вы наш новый фогт.
— Интересно — вдруг до Егора «дошло» — а ты, почему на русском говоришь?
— Моя покойная матушка, царство ей небесное, была русской.
— А чего раньше молчал?
— Меня никто не спрашивал, господин. Вам полить?
— Ты лучше скажи, в замке есть колодец.
— Конечно господин.
— Проводи меня к нему.
Ковыляя следом за слугой, Егор судорожно пытался вспомнить события вчерашнего вечера.
То есть, он отлично помнил бой, и начало пира, заданного Фридрихом в честь победителей, а вот дальше воспоминания обрывались. Что он говорил, что делал и как вообще оказался в спальне он совершенно не помнил.
Свежий воздух, и два ведра колодезной воды вылитых на него слугой, немного привели Ляшкова в чувство, но памяти не вернули.
— Петер, где остальные?
— Спят господин, а те кто проснулся, завтракать изволят в большом зале.
— Хорошо, пойдем туда, вздохнул новоявленный феодал.
За длинным столом в большой зале замка сидели Живчикова, Арсеньева и Щебенкин.
— Привет мученик, на полечись — Костя, подвинул Егору солидных размеров серебряный кубок с красным вином.
— Как самочувствие господина фогта — ехидно поинтересовалась Лена.
— И ты туда же — недовольно пробурчал Ляшков, несколькими жадными глотками опустошая кубок.
— Может быть, хоть вы мне что ни будь, объясните — продолжил он уже более миролюбиво, чувствуя, как с выпитым вином к нему возвращается желание жить дальше.
— А ты ничего не помнишь? — прыснула Светка.
Егор только страдальчески сморщился и покачал головой.
— Вчера, когда вы с Фридрихом закончили петь «Ой мороз, мороз», он заявил, что замку нужен новый хозяин и предложил тебе стать фогтом.
— А я чего?
— А ты — невозмутимо продолжил Щебенкин — милостиво изволил дать свое согласие. При этом стучал кулаком по столу, и кричал, что все у тебя строем ходить будут, и ты наведешь порядок в этом (как бы это помягче, при девчонках сказать то) борделе.
Девчонки уже не сдерживаясь, захохотали.
— Ну а вы чего?
— А мы поддержали, уж больно грозен ты был.
— Врете вы все наверное, да и не могли мы с Фридрихом песни петь, он же ни хрена, по нашему не понимает, или у него тоже мама русская была?… или у меня немка.
— Не знаю я ничего про ваших мам, сквозь смех выдавила Арсеньева, а только и Фридрих с тобой русские песни пел, и ты с ним немецкие, и разговаривали вы между собой так, как будто друга прекрасно понимаете.
— А вы то его как поняли?