Однажды склонившись над такой тушей, съеденной только с одного, правого, бока, голову неандертальца посетила потрясающая в своей простоте мысль: а что будет, если… Какой-то палкой он перевернул бизона, схряпанного племенем на обед, и посмотрел еще раз. Теперь он узрел не внутренний мир животного, а всю его внешнюю красоту. От природы будучи сильным человеком… да неандертальцем же! ну, сильным неандертальцем… наш массовик-затейник легким физическим воздействием припряг родное племя для того, чтобы привалить бизона к отвесной гранитной стене, что и было сделано, хотя и не без труда — соплеменники никак не могли понять, что от них требуется. И вот когда бизон был почти живой, только по неизвестной причине ушедший в скалу половиной тела, племя вдруг не на шутку разволновалось.
И то правда — как так? Вот мы его только что завалили, надавали по рогам и даже отъели у него правый бок, вон, кишки рядом валяются, смердят, а бизону хоть бы хны?! Стоит, как будто издевается?! Тут же наиболее импульсивные похватали дубины и отоварили быка повторно, да так, что он отлепился от скалы и умер во второй раз.
Тут, надо отметить, осерчал наш герой, обиделся даже, и ушел куда глаза глядят.
Куда ушел? Вот этого наука в лице профессора Абрама Давидовича Столяра нам не сообщает, скорей всего потому, что сама не знает.
Но что интересно? За то время, что этот Адам от искусства прожил анахоретом, он успел: от натурального макета прийти к тому, что зверя можно вылепить сначала в натуральную величину с использованием частей тела оного зверя, и узнав, что это вполне осуществимая задача, долго плясал от радости вокруг горы камней, накрытой медвежьей шкурой, у подножия которой лежали голова и лапы ни в чем не виноватого мишки; а потом до Адама дошло, что можно на стене оставлять такие же следы, как тот самый медведь, которого он умудрился завалить в одиночку, и даже оставил на стене пещеры рядом с медвежьими гриффадами, то есть царапинами от медвежьих когтей, свой собственный автограф — пять охристо-красных полосок, проведенных пальцами, вымазанными в жидкой глине… а потом уж и вовсе понеслась душа в рай: расписал свободные от гриффад стены изображениями быков, мамонтов, оленей, сценами охоты, теми, что никогда не будут известны — это же сцены охоты неандертальцев! — после чего взялся за детальную проработку образов как животных, так и людей, дошел до портретов, перерисовал всех своих соплеменников, коих помнил в лицо… то есть в низколобую мохнатую морду. Из костей вырезал женские фигурки.
И все это погибло во время последнего ледникового периода, последующих тысячелетий, землетрясений, извержений, войн, экологических катастроф и просто из-за вандализма. Время ликовало! — оно смяло весь титанический труд первого гения, который открыл все, что можно было открыть на пустом месте, а именно — культуру как таковую, оно победило!