В глухом лесу вырыто что-то вроде окопа с прогнившей дощатой крышей. А в стороне, шагах в двадцати, – кабина ржавого трактора. Все. Как трактор попал в лес, зачем было рыть эту землянку – ответов нет, одни вопросы.
1 октября.
Плохой день. Горшеню заперли на старом складе. Стены склада толстые, ему не выбраться. Если открыть окно, слышно, как он ударяет в железные ворота. Бум-бум-бум! И днем, и ночью.
Говорят, Кавалерия решила отправить Горшеню на Алтай и там выпустить, но не знает пока, как это осуществить. Телепортировать такого гиганта невозможно. Ул переживает за Горшеню. И все старшие шныры. Они привыкли к старикану. Для них он неотделим от ШНыра, но после истории с разрушенным ульем и поваленной оградой все сбиты с толку.
Родион лежит на чердаке. На ногу ему установили кучу всяких фиксаторов, про гипс я молчу. Двигаться нельзя. Вообще ничего нельзя – лежи и глазей в потолок.
Вчера взяла с собой на всякий случай Яру и заходила к нему извиниться, но он не пожелал со мной разговаривать. Отвернул голову к стене. Мрачный, осунувшийся, злой. Чувствуется, что сам себе тяжел. Просто танк у него в сердце ворочается и пушкой в горле застрял.
Я уже уходила, когда Яра сказала ему:
– А ты подумай об Илье Муромце!
– С какой радости?
– О том, что было с ним в те тридцать лет, что он сиднем сидел. Ведь что-то же зрело в нем все эти годы, когда он муху едва мог с носа сдунуть? Почему ему сила далась, а не другим?
– Давай без агитации! – буркнул Родион.
3 октября.
Осень. Всю ночь хлопали рамы. Летали по двору ШНыра пустые ведра. Это пришел ветер листобой. Утром я вышла и увидела, что парк оголился, а сквозь кроны деревьев смотрит небо. Странно. Когда я жила в городе, мне казалось, осень наступает постепенно. А здесь я увидела, что – вдруг. Одна ночь со стонущим порывистым ветром, и деревья как ощипанные цыплята.
И вообще Москвы здесь не ощущается, хотя она не очень далеко.
Занятиями пока загружают мало. Мы бродим по ШНыру и всякий раз оказываемся в пегасне. Это центр здешней жизни. Фреда каждый день заявляет: «Сбегу из этой тюрьмы!» Но не сбегает. Видимо, потому, что никто особо не против, чтобы она это сделала. У Фредки же типичная наоборотная психология: если хочешь, чтобы она осталась, открой пошире дверь и начни выталкивать.
Вчера случайно подслушала разговор Кавалерии с Ярой. Я стояла в деннике у Азы, а они рядом, у Ланы. У Ланы что-то с суставами. Когда сыро, она начинает хромать, а утром долго не может подняться. Раскачивается. С трудом распрямляет таз, как Артурыч при радикулите. Не знала, что лошади так похожи на людей.