– Я Горшеня – голова глиняная, пузо голодное! – сказал он обычным дурковатым голосом недоделанного буратинки.
– Он просто повторяет как попугай! Вот только за кем? – шепнул Сашка.
– Попробуем узнать. Я где-то видела список, – сказала Рина.
Из внутреннего кармана ее шныровской куртки – летом она пыталась вернуть ее Яре, но та великодушно сказала: «Подарок!» – вынырнула рыжая тетрадь Макса, исписанная детским почерком.
– Мещеря Губастый!.. Гулк Ражий! Ивашка Кудреватый! – отчетливо стала читать Рина.
Горшеня слушал ее без заметного интереса. Оживлялся только несколько раз. Так, услышав «Фаддей Ногата», Горшеня, воспрянув, стал потирать живот и повторять: «Фадюша вкусный! Фадюша толстый!» Когда Рина назвала Маланью Перцеву, он попытался спрятаться за куст и жалобно забубнил: «Горшени нету! Горшеня хорошо спрятался!»
– Кто это? – шепнул Сашка.
– Тихо! Первошныры… Тит Михайлов! Сергиус Немов! Мокша Гай!
При упоминании о Мокше Гае Горшеня повел себя агрессивно. Высоко подпрыгнул и с энергией ветряной мельницы замахал руками.
Рина и Сашка нырнули за угол склада, давая Горшене успокоиться.
– Что-то ему сделал этот Мокша! – заметил Сашка.
– Не мешай! Уже мало имен осталось!.. Митяй Желтоглазый! – крикнула Рина, выглядывая.
Горшеня перестал размахивать руками.
– Горшеня идет далеко! – таинственно сообщил он и, циркулем закидывая прямые ноги, зашагал прочь. Несколько шагов – и он исчез в темноте.
Рина метнулась за Горшеней. Сашка нагнал ее. Опасаясь потерять Горшеню, они мчались по парку. Под ноги им бросались кусты. Неясная тень маятником раскачивалась между соснами. Белела скамейка. Прыгали в темноте пятна фонарей. Когда Горшеня проходил мимо ШНыра, что-то заставило Сашку оглянуться. На фоне освещенной прожектором стены он увидел скользнувшую тень. Светлое на светлом, белое на белом. Будто стеклом скользнули по бумаге.
Они домчались до конца аллеи и, влетев в молодые рябины, остановились. Лес казался монолитным. Различались только ближайшие стволы. Дальше шло что-то шепчущее, однородное, шевелящееся от ветра. Деревья касались друг друга ветками и чесались друг о друга, как дружелюбные лошади. Гроздь тяжелых ягод чиркнула Сашку по лицу. Он сорвал и машинально стал жевать. Рябина была горькая.
Рина вспомнила дуб и упавший березовый ствол.
– Кажется, я знаю, где он! – сказала она и пошла по тропинке.
Мокрые ветки, которые она задевала макушкой, брызгали в нее вчерашним дождем.
Сашка оглянулся. Ему снова показалось, что они здесь не одни, и там, в темноте, за ними крадется кто-то третий. Внимательный, зоркий, незаметный. Он остановился. Поймал Рину за плечо. Шепнул в теплое ухо, задев его носом.