— Очень рады, Галина Терентьевна. С приездом! Только я вот не знаю, где вы были и зачем исчезли… — улыбался Донсков.
— Как? Разве Миша не говорил?.. Михаил, ты не увидел моей записочки и не получал писем? Писала три, к сожалению, безответных.
— Считал, что все, написанное тобой, касается только нас двоих, Галина, — приглушая голос, сказал Горюнов.
— Но почему же не ответил?
— Решать должны были не слова.
— Ну ладно… Пусть девочка принесет чая.
— Может быть, дома? Ты с дороги. Покушаешь, отдохнешь.
— Нет, Миша. Не надо чая. Если можно, отвези… к памятнику.
— Так сразу?
Лехнова молчала, опустив глаза, теребила белую треугольную сумочку.
— Зоя! — приказал Горюнов, по селектору. — Вызови Павла на «газике». Поеду я, замполит и Галина Терентьевна.
…«Газик» промчался по лесной заснеженной дороге, выхватывая светом фар белые кусты и заледенелые стволы сосен с обочин.
В кабине молчали. Только раз Павел сказал Лехновой:
— Пол в кабине грязный, подберите повыше доху, мама Галя.
Остановились у невысокого холма, к вершине которого поднималась утоптанная тропа.
— Фары! — хрипло приказал Горюнов.
Павел, заранее вкатив передок автомашины на подножие холма, врубил свет.
— Смотри, Галя.
Перед ними стоял каменный Летчик, очень похожий на Ивана Воеводина. Его рука рванула на груди летную куртку вместе с рубашкой и застыла, открыв людям грудь, распахнув душу. С гранитного постамента он видел лес, тундру, и Земля тоже постоянно смотрела на него, освещая сполохами Полярного сияния.