– Обними меня, ангел...
Тиль неуверенно расправил крылья: имеет на это право или нет? А поддаваться приказам овечки – это как? Да и чего вдруг такие нежности.
– Пожалуйста, крепче, ничего не чувствую.
Некто во фраке уставился, то ли завидуя крыльям, то ли мотоциклу и комбинезону. Стало неловко, чего доброго налетит орава, будут шушукаться и показывать пальцем. Все-таки на службе. Тиль сделал вид, что лениво рассматривает ветки.
Мотнув головой, будто сбрасывая промозглый озноб, Тина заторопилась к машине.
Дома уселась за компьютер, задумалась и набрала в строке поиска «Брэд Питт». Машина послушно выдала ворох портретов. Разглядывая тщательно каждый снимок, наклонив голову, как собачонка, Тина искала что-то. На одной фотографии задержалась: герой в кожаной куртке и джинсах. Снимок чем-то понравился. Распечатав, долго вглядывалась в улыбку, провела мизинцем по губам и лбу, но вдруг смяла и бросила на пол, занявшись обыском.
Сидя в сторонке, Тиль не зная, что и думать.
Комната была перерыта вверх дном. Прибежавшей горничной отдано срочное поручение: доставить бумагу для рисования и набор карандашей. Пока приказ исполнялся, овечка бродила по дому, не обращая внимания ни на мать, ни на прислугу, словно их не было. А получив альбом, заперлась и принялась за работу.
Обнаружился абрис головы, потом глаза и нос, несколькими штрихами прочертился рот, короткая стрижка выросла беглой прорисовкой. Работа шла быстро и начисто, без резинки, лишь растушевывались неточные линии.
Учитель рисования в колледже осудил бы рисунок за сырость и небрежность, но отметил схваченный характер. И хоть так мог марать уличный художник, в портрете было что-то особенное. Поразительно, что овечка запомнила его таким.
В Той жизни Толик относился щепетильно к каждой фотографии, считая, что столь важное дело нельзя доверять случайности. Мало ли где потом всплывет, в его профессии имидж – все. Как только намечался объектив фотоаппарата, взлохмачивал художественный беспорядок прически, раздвигал вырез рубахи, а взгляду придавал рассеянную задумчивость мачо, познавшего тайные закоулки бытия. Именно таким ему хотелось застрять в памяти потомков: скромным и мудрым маэстро женских сердец.
Но с листа картона смотрел взъерошенный, тревожный субъект трусливо-жуликоватого вида и близко не мудрец, деревенский простачок – в лучшем случае. Безграничные недостатки искупала улыбка: придурковатая, но искренняя. Как можно доверить такому существу опеку над овечкой? Да этому простофиле бублик нельзя доверить. Самое обидное, что вину не спихнуть на бездарность художника. Изображено уж как есть. Тиль знал и опечалился безмерно. Правильно новое тело не дали. Будь его власть – прогнал бы такого субъекта со Срединного неба взашей. Не ангел, а какой-то валенок. И куда смотрели бесчисленные женщины?