Вера Тиля в непобедимое обаяние Толика стер росчерк карандаша.
Листок был прикреплен рядом с рамкой отца. Ложась вечером спать, Тина пожелала портрету «спокойно ночи».
– И так вижу, что спокойная, – буркнул Тиль.
Необъяснимо приятно, что овечка запомнила его. Но лучше бы запомнила другим: на блестящем мотоцикле с развевающимися крыльями. Вот это был бы ангел. И Гессе не стыдно показать. А этот – какой-то охламон из уральского городка.
Утром портрет встретили «добрым утром».
За завтраком Виктория Владимировна уже знала, что в комнате дочери появилось изображение неизвестного мужчины. Долго собираясь с силами, наконец полушутливо спросила, кто это такой.
– Знакомый из колледжа, – ответила Тина, поглощая бутерброд.
– Твой парень?
– Типа того.
– Познакомишь, если приедет?
– Нет.
– Почему?
– Он давно умер, – крикнула Тина, выскочив из-за стола. Вернувшись в спальню, сорвала портрет и разодрала в мелкие клочки. Чему Тиль был исключительно рад. Пусть лучше овечка держит светлый образ в голове.
За исключением этого происшествия, для ангела началась эра благоденствия. Овечка вела почти монашеский образ жизни, редко выходя из своих комнат, еще реже выбираясь на улицу, игнорируя мать и не желая отвечать ни на какие звонки. Не пользовалась косметикой и надевала застиранные джинсы с футболкой. Небольшой запас белого порошка в укромном месте лежал нетронутым. Чем занималась Тина, было понять трудно. Плыла в потоке времени челном без весел и руля, не шевелясь и не заботясь, куда вынесет. Повязки сняли окончательно, но краснели глубокие шрамы, которые, как обещал Владимир Николаевич, останутся на добрую память.
Глядя на подопечную, Тиль окончательно обленился, перестал заглядывать в варианты, наплевал на перышко, не рискнул побывать во сне овечки и совсем не возвращался на Срединное небо. Было так хорошо и спокойно, что можно было перекантоваться так вечность-другую, а Мусику глубоко безразлично, где парковаться.
Отношения с котом испортись безвозвратно. Пушистый демонстративно покидал помещение, в котором появлялся Тиль, принципиально не шел на мирные переговоры, иногда вызывая удивление Тины резким побегом. Мотька поставил на ангеле жирный крест. Туда ему и дорога. Тиль прекрасно обходился без его общества.
Наступал май. Ангел впервые встречал смену поры года, не ощущая изменений. Это было новое и странное впечатление: видеть перемену погоды, наступление тепла и знать, что ничего не меняется, замерло в одной точке. Как-то ночью выбравшись в город, он бродил с Мусиком, надеясь поймать нечто свежее, что всегда ощущалось в весеннем духе, но все закончилось очередными завистливыми взглядами мужчин в смокингах. Развернув мотоцикл, Тиль поскорее вернулся в уютную спальню, где сладко посапывала его овечка.