Лота снова упала, и Андрей услышал, как она тихо плачет. Расстрел эсэсовцев стал последней каплей нечеловеческого напряжения, в котором жила Лота все эти дни. И вот теперь, когда напряжение спало, не оказалось сил.
Андрей молчал. Он и сем чувствовал себя прескверно. Его бил озноб, горечь заполняла рот — удар по печени не прошел даром… Наконец Лота поднялась и, пошатываясь, приблизилась к скале-обелиску. Держа нож обеими руками, перерезала веревку.
Седой вздохнул полной грудью, все еще боясь оттолкнуться от скалы.
— Как вас зовут? — устало спросил он. — Меня — Андрей…
— Я не могу сказать тебе своего имени, Андрюша…
Лота смотрела на Седого добрыми, ласковыми глазами, и что-то материнское, нежное было в долгом ее взгляде.
— Но я сделаю то, о чем мечтала всю войну. Я поцелую тебя за всю нашу Красную Армию, которая сломала фашистского гада… Я так долго ждала тебя… солдат…
— Да… — Седой откликнулся, как эхо.
Она приблизилась к нему, протянула руки. Андрей вздрогнул и закрыл глаза. Он почувствовал ее теплые губы всего на одну секунду. Ему показалось, что его поцеловал ребенок.
* * *
Он трогал ее смерзшиеся, запорошенные снегом волосы и тихо говорил:
— Я достану его… не волнуйся. Он ушел на расстояние крика.
— Да. Теперь я знаю — это он. Я так и думала, но не была уверена. Айсфогель… Я видела его однажды в Берлине, Никто не знает, в каком чине он служит в РСХА.
Лота подняла к Седому лицо.
— Андрей, это опасный, сильный человек. Будь осторожен. Возьми второй пистолет и все запасные обоймы. Я немного отдохну и пойду следом… Но пойдем мы не так, как он, а срежем угол. Под северным гребнем можно пройти к перевалу более коротким путем, но там в кулуаре почти всегда сходят лавины. В ясные дни с двенадцати до трех часов. Можно успеть…
Лота взглянула на часы.
— Сейчас десять… Он идет старой, проверенной тропой — не хочет рисковать. А мы должны… Нас теперь двое. И помни: английский «стен-ган» бьет на двести пятьдесят метров. Вот, возьми… — Лота протянула Андрею длинный красный шнур, — Привяжи к руке — вдруг все-таки лавина…
Седой спрятал шнур в карман, пересчитал обоймы и тоже сунул в карман. Тяжело поднялся, прошел к скале-обелиску, присел на корточки и стал разгребать снег.
— Потерял что-нибудь?
Лота неслышно присела рядом.
— Танковую бригаду. Подполковник Сухов мне этого не простит. Фамильная вещь, известная всей Европе. Вот он…
Седой разжал ладонь с зачерпнутым снегом, извлек из беловатой массы жевательной резинки перстень и протянул его Лоте:
— Сдаю без расписки…
— Не годится, Андрей. Сам вручишь бриллиант Сухову Николаю Севостьяновичу…