И однако же – он четко это осознавал – все случилось наяву. Все было реальностью: и гонки, и ставки, и ночной ветер, и мольба Жанны, и катастрофа, и видение – все!
Но как такое может быть?
Мощно гудел двигатель, унося автомобиль с двумя беглецами подальше от затерянного в ночи поля, где еще дымились останки злополучного «Порше». Мизерная эта площадка ровно ничего не представляла на карте мира – так, укол кончиком иглы, и чем больше увеличивалось от нее расстояние, тем спокойнее становилась атмосфера в салоне «Ауди».
Егор, придя в себя, кидал на Жанну вопросительные взгляды, но пока не решался открыть рот.
Жанна между тем гнала машину вперед. Выскочив на Дмитровское шоссе, она взяла направление не в город, а в противоположную сторону. Егор догадался, что она предприняла этот маневр с целью обезопасить себя от возможных и очень нежелательных контактов с органами правопорядка. Оно и правильно. Вины их в аварии нет, а значит, нет и смысла давать массу нелепых показаний, где, несомненно, всплывет информация о незаконном тотализаторе и об их в нем участии.
Едва Егор подумал об этом, как снова его пронзила неприятная мысль о его причастности к аварии. Если бы он предупредил водителя «Порше», возможно, тот, даже не приняв всерьез его предупреждения, на каком-то подсознательном уровне вел бы машину чуть осторожнее и остался бы жив.
Возможно.
Но как узнать, что это «возможно» произойдет, а не произойдет то, что уже увидено?
И как долго он будет находиться во власти этих видений? Если так будет продолжаться и дальше, он, без сомнения, сойдет с ума, ибо выносить это нормальная человеческая психика не в состоянии.
Егор выпрямился и твердо взглянул на Жанну.
– Поговорим?
Она пожала плечами, глядя перед собой.
– Почему бы и нет.
Девушка была сама безмятежность, точно ехала с невинной ночной прогулки.
Егор разозлился.
– Денег не жалко?
Она бросила на него непонимающий взгляд.
– Ты о чем?
Ее нарочитая наивность разозлила Егора еще больше.
– Ты лишилась своего выигрыша.
– В самом деле, – согласилась Жанна.
– Ты актриса? – едва сдерживаясь, спросил он. – Тебя кто-то нанял?
– А если и так? – спросила девушка. – Что это меняет?
– А что должно поменяться?
– Я думала, ты заметил, что.
Егор угрюмо молчал. То, что она начала отвечать на его вопросы, его и обрадовало, и ввергло в сомнение. В ее откровенности оставалась некая подоплека, которая скрывала истину и одновременно обнажала ее так, что Егору становилось жутко при мысли, что он вот-вот доберется до нее. Он хотел и боялся узнать правду, как смертник, который измаялся сидеть в тюрьме и, однако же, готов сидеть в ней вечно, лишь бы не услышать роковой приговор. Умом он понимал, что следует все разложить по полочкам, чтобы его существование обрело наконец ясность, но внутри него все противилось этому, и больше всего он желал сейчас забиться на свой сорок пятый этаж и поставить между собой и истиной, до которой, как оказалось, ему нет никакого дела, непробиваемый заслон.