– Всего лишь скромный подарок.
– Сколько?
– Мне будет приятно оставить на память золоченую булавку с цифрой «один», которая предназначалась мне.
Дама великолепно владела собой, нет, в самом деле, редкое достоинство. Она лишь оправила и так идеальную пелеринку, переложила саквояж, тянувший руку, и мягко спросила:
– Раз мы больше никогда не увидимся, скажите честно, Ванзаров: вы меня не любили? Это был тончайшая игра? Сразу начали подозревать?
– Не умею говорить о чувствах, – просто ответил Родион. – Да и какая теперь разница... Я старался быть слепым, сколько возможно. Два раза не попасть в рестораны, где как раз и требовалось быть, можно посчитать случайностью.
– А что же тогда?
– Только логика. Первые три убийства были сделаны так чисто, что при обычных обстоятельствах раскрыть их было трудно. Зато все остальные прямо указывали на виновника. Каждый раз нового. Такое возможно, когда кто-то очень близко знает, как идет следствие, и ему приятно дергать за ниточки. Чтобы чиновник полиции бегал, как белка в колесе за своим хвостом. Пристава и Лебедева пришлось исключить. Что у меня оставалось? Вот именно... Но выдала вас маленькая деталь. Такая крохотная, что я заставил закрыть на нее глаза.
– Ой, как любопытно. Ну, не томите, поезд уйдет.
– С умением наблюдать мелочи, которое отмечает и запыленные ботинки, вы почему-то не обратили внимания на дамское зеркальце, что я вынул по ошибке. Стоило сразу бы задать простой вопрос: как такое возможно? Но я слишком опоздал... Да и выбор пьески был тонким намеком: посмешище и дурак, который пытается копировать великого сыщика. Чего уж больше...
– Какой вы все-таки умница, – сказал Софья Петровна, наградив невозможной улыбкой. С искренним облегчением Родион узнал, что колдовство васильковых глазок утратило всякую власть над ним. Это очень важно в такой непростой момент.
– Так как мой подарок? – напомнил он.
– С огромной радостью, но... Поверьте, у меня ее нет.
– Именно поэтому прошу.
Софья Петровна, кажется, не нашлась, что сказать.
– Золотая булавка теперь нацелена на вас. Забудьте про багаж и бегите от этого поезда. Спасите себя.
– Вы просите, чтобы я осталась? – в изумлении спросила Софья Петровна. – Ах, Родион, какой вы романтик. Славный, милый, чудесный, любая женщина нашла бы с вами счастье всей жизни... Мне очень не хочется делать вам больно. Но поймите же, я совсем другая. Семья, дети, тихая любовь – это уже не мое. Даже вашей любовницей не могла бы стать потому... Потому что вы слишком хороший мальчик. Грех мучить такого доброго человека.