— Николас?
Нежный голос, мелодичный голос, настойчивый голос.
Она поцеловала его.
Он медленно открыл глаза и взглянул на нее. Что ответить, если земля разверзлась под его ногами, и он нырнул в пропасть?
— Это было чудесно, Розалинда.
Она напыжилась. Действительно напыжилась! Какой у нее гордый вид!
Останься у него хоть капля энергии, он бы рассмеялся.
— Ты был так же неукротим, как я, — почти пропела она.
Николас едва не охнул.
— Возможно, — пробормотал он. — Полагаю, ты хочешь, чтобы я взял себя в руки?
— Да. Я только сейчас взглянула на дневники, и, клянусь, они придвинулись ближе.
Николас от всей души понадеялся, что это не призрак капитана Джареда подтолкнул дневники, в противном случае окажется, что старый развратник все это время наслаждался их любовными играми.
Он осторожно обвел пальцем ее губы:
— Обожаю твой рот.
Она облизнула губы, и его плоть мгновенно набухла, готовая к новым подвигам.
Нет, нужно немедленно прийти в себя и обрести самообладание. На ней хотя бы сорочка осталась… Кстати, как это случилось?
Но сорочка не препятствие, если он молод, только что женился…
Поэтому он подмял ее под себя, и громкий смех вскоре сменился шепотом и вздохами. На этот раз ему удалось поднять сорочку до шеи.
Стоило ему со стоном зарыться лицом в ее груди, как весь холод, так долго копившийся в душе, испарился, а мрачные темные пустоты заполнились счастьем и радостью. Просто поразительно!
Он протянул ей платок, и Розалинда зашла в гущу деревьев, на ходу оборачиваясь и улыбаясь. Вьющиеся волосы красным покрывалом окутали ее грудь и плечи. Николас лег и закрыл глаза, идиотски улыбаясь и не в силах ничего с собой поделать.
Вскоре вернулась Розалинда, успевшая немного привести себя в порядок.
Николас оделся, помог ей застегнуть пуговицы помятого платья и даже безуспешно попытался стереть травяные пятна, отлично понимая, что прачка наверняка догадается о причине их происхождения.
— Мы только вчера поженились, а ты уже любил меня трижды, — широко улыбнулась Розалинда. — И я любила тебя.
— Мне больше нравится цифра «четыре». Как считаешь…
Розалинда подняла лицо к небу, на котором собирались тучи:
— Я упорная, я стойкая и не позволю тебе снова меня отвлекать. Но… но ты так прекрасен, Николас!
Ему пришлось долго откашливаться, прежде чем голова прояснилась настолько, что смысл текста стал до него доходить. Почерк был неразборчивым, чернила выцвели, бумага пожелтела и стала ломкой.
— Первая запись относится к тому же году, что и женитьба на наследнице Уайверли, — заметил он.
— Господи, ты это помнишь?