— Что касается меня, я могу сказать только одно: я взял с собой человека, который отвечал у нас там за машины. Это отличный малый, и он не меньше моего годится для вашего праздника. Только прийти он к вам не сможет, потому что я его так напою на Рождество, что уже к шести часам вечера его можно будет лишь уложить спать.
Мистер Джефсон, консул, выдавил из себя кривую улыбку. Из уважения к занимаемому им посту его выбрали председательствующим, и в этом качестве он хотел, чтобы к делу отнеслись серьезно. Он был из тех, кто любит повторять: если берешься за что-то, делай это как надо.
— Из ваших слов следует, — сказал он не без язвительности, — что стоящий перед нашим собранием вопрос не представляется вам достаточно важным.
— По-моему, он не стоит выеденного яйца, — подтвердил Галлахер, и в глазах его мелькнул огонек.
Миссис Хэмлин засмеялась. Под конец было решено, что пассажиров второго класса пригласить нужно, но необходимо вместе с тем поговорить с капитаном конфиденциально и намекнуть, что было бы разумно, если бы он запретил им приходить на праздник. Вечером того же дня, когда происходило это собрание, одевшаяся к обеду миссис Хэмлин поднялась на палубу одновременно с Галлахером.
— Успеете как раз к коктейлю, — весело проговорил он.
— Я бы не отказалась. По правде говоря, мне нужно капельку взбодриться.
— А что случилось? — улыбнулся он.
Миссис Хэмлин подумала, что улыбка его красит, но от прямого ответа предпочла уклониться.
— Я же вам говорила давеча, — бодро подхватила она, — мне исполнилось сорок.
— В жизни не встречал женщины, которая бы так это афишировала.
Они прошли в бар, где ирландец заказал ей мартини, а себе разбавленный джин. Он так давно жил на Востоке, что разучился пить все остальное.
— А у вас икота, — заметила миссис Хэмлин.
— Да, с полудня, — ответил он небрежно. — Занятно, что началась она, как только берег скрылся из виду.
— Ну ничего, пройдет после обеда.
Они выпили и после второго удара колокола перешли из бара в столовую.
— Вы в бридж играете? — спросил он на прощание.
— Да нет.
Она и не заметила, что в следующие два-три дня не встретила его ни разу: была слишком погружена в свои мысли. Стоило ей взяться за шитье, как они одолевали ее; вставали между ней и книгой, за которую она хваталась, чтобы обмануть их неотступность. Чем дальше увезет ее корабль от места, где произошло несчастье, надеялась она, тем меньше будет мука, раздирающая душу. Но нет, с каждым днем, приближавшим ее к Англии, тоска ее лишь делалась острее. Со страхом думала она о будущем, о серенькой, тоскливой жизни, которая ее там ожидала, но, изгоняя из своего усталого ума образ пугавшего ее грядущего, она уже в тысячный раз мысленно прокручивала историю, которая и обратила ее в бегство.