— Надеюсь, что следующая твоя жертва будет щедрее, ха…
Даю ему иконку. Он вертит ее в руках, а потом… кладет в задний карман джинсов.
— Это слишком дорогая вещь. И, тем более, ты никогда не заслуживала ее!
Ааааа! Игра. Все это игра его! Подаю ему часы. Опять усмешка.
— Оставь их себе. Чтобы знать время, когда из коек вылезать и домой возвращаться.
Мне хочется повалить его на пол, бить по нему кулаками и орать: «Аааааа!» Я молчу. Он связывает платок всеми его четырьмя концами. Гостинчик бабушке от Красной Шапочки.
— Пошли.
— Куда?
— На канал Грибоедова. Бери это барахло и пошли. Через черный ход.
Я умею быть послушной. Идем. Вниз по лестнице, через двор. Пасмурно и ветер. Это не Ленинград, а Ветроград. У Хлебникова кто-то так сказал. Из двора к набережной. Как это громко звучит. Только для Невы это название и подходит — Медный всадник, гранит, набережная. Я знаю, что он хочет сделать, — утопить узелок в канале Грибоедова. Прямо по Достоевскому играет. Подходим к чугунным решеткам. Вода какая грязная.
— Бросай.
— Почему я? Это твой… сценарий, ты его и разыгрывай!
Он зло смотрит на меня. Тянет мои руки с узелком за парапет. Но ведь он тоже держит узелок. Я отпускаю свои руки. Узелок у него в руках. И он как бы выпадает из его рук, будто бы он не удержал его, упустил.
«Откуда вы?» — спросил Пушкин, путешествующий в Арзрум, у встреченных им грузин, сопровождавших арбу. «Из Тегерана». — Что везут? Они: «Грибоеда». Тело Грибоедова они везли, убитое и изуродованное тегеранскими бандитами.
Круги на воде. Но узелок не тонет. Покачивается на ряби воды. Сашка матерится. Ветер — и подол юбки прилип к моим ногам. Какие-то люди прошли. Даже не посмотрели. А может, мы младенца убили и теперь вот утопить хотим? Им и дела нет. Сашка нашел палку. Длиннющую. Как для прыжков в высоту с шестом. Господи, прямо тыкает ею в узелок! В моего ослика! Я закуриваю. Такой ветер, что дым мне обратно в горло влетает. Глубоко в легкие. И Сашка узелок палкой глубоко под воду погрузил. Пузыри. Он убирает палку. Узелок не всплывает. У Александра пот на лбу. Смотрю на воду, ну?… Нету больше узелка. И пузырьков больше нет.
— Хочешь выпить?
Как я могу ему предлагать выпить после того, что он сделал? А он — как может он согласиться? Он соглашается.
Сидим напротив. Пьем порт. Курим. Его сигаретка между большим и указательным пальцами. Моя почти у виска, у волос, которые так выросли, что можно стянуть в хвостик… Может, это и грех — иконку утопить, но должен был. А так, все это поза. И часы…
— Все. Я пошел.
— Я тебя провожу до улицы.