— Не беспокойся, — пробормотал Джордж, — Там, дальше, есть еще место.
— Дальше Испании?
— Нет, просто дальше… дальше. Это совсем не так, как я думал, огромное напряжение воли, огромные, громадные вещи — вовсе нет, когда все позволено, то ничего не хочется, понимаешь… это так просто, нужно только расслабиться… просто отпустить… отпустить всё…
— Что «всё»?
— Не важно. Милая, милая Алекс. Поцелуй меня, как будто мы… никто… все равно кто… как оно и есть на самом деле… конечно же…
Они встали и поцеловались. Едва соприкасаясь губами, они застыли, словно подвешенные в пространстве. Так они стояли долго.
— До свидания. Скоро, скоро, жди. Я заберу сэндвичи, какие остались.
— Куда ты?
— В кино.
Однако Джордж не попал в кино. Когда он вышел из Белмонта, капал дождь, и Джордж решил отправиться домой в Друидсдейл, а не идти в «Одеон» на Хай-стрит, до которого было гораздо дальше. Он терпеть не мог дождь, не любил мокрые волосы, мокрые ноги, мокрую одежду. Зонтика у него не было. Джорджу было муторно, нехорошо, его лихорадило. И еще он хотел спокойно доесть сэндвичи. Он хотел перерыва в существовании, в жизни, которая уже довольно давно превратилась в тяжелую работу. Впервые за много месяцев он почувствовал, что, кажется, способен отдохнуть, сделать то, что всегда казалось немыслимым, — лечь на спину, закрыть глаза, затихнуть, поддаться сонливости, перестать бояться, ощутить покой. В то же время он был странно взвинчен, растерян. Что-то в нем сломалось, подалось, и так стало даже лучше, правда ведь? Он не хотел в подробностях рассматривать это новое состояние, он чувствовал, что отныне никогда ничего не захочет рассматривать в подробностях. Он хотел провести остаток жизни в покое, с людьми, которым не важны подробности.
Он дошел до друидсдейлского дома и вставил ключ в замок. Рука дрожала. Он открыл дверь и вошел в сумрачную прихожую. Остановился. Что-то не так. Там что-то есть. Что-то ужасное. Он вгляделся. На лестнице сидела Стелла.
— Привет, Джордж.
— О боже.
Джордж сел на стул, стоявший в прихожей.
— Прости, что я так неожиданно.
— Зачем ты вообще явилась? И почему сейчас, господи, почему именно сейчас?
— Ну, когда-нибудь я должна была вернуться. Прости, что не вышло раньше.
— Ты хладнокровная… гадина.
— Я не умею разговаривать по-другому. Ты же знаешь. Я могу лишь констатировать факты. Я очень расстроена, я во власти чувств, а вовсе не хладнокровна.
— Другие люди чувствуют. А ты констатируешь факт, что находишься во власти чувств.
— Прости, что я скрылась. Я не могу объяснить своего поведения. Хотя на самом деле объяснение есть. Просто оно займет какое-то время, если ты захочешь послушать. Ничего особенно драматического, ничего интересного.