— Ах да, ты мне рассказывал тогда в Лондоне.
Старые друзья все эти годы изредка встречались в столице во время философских визитов Розанова.
— Он похож на Джорджа, а еще точнее — на Алана.
— Жаль, что Алана больше нет; он был интересный человек, хотя я его едва знал. Ты говорил, что Хьюго тоже умер?
— Да, Белфаундер умер несколько лет назад.
— А что все его дорогие часы?
— Он их оставил этому писателю, я все забываю, как его зовут.
— Хотелось бы мне еще раз поговорить с Хьюго.
— Ну, здесь должен найтись кто-то для тебя подходящий.
— Подходящий для использования материал?
— Ну, я не имел в виду ничего такого.
— Конечно нет, Билл. Черт возьми, ведь у меня есть ты!
— Я все еще играю в бридж, но это не твоя стихия! А как насчет N?
— Нет.
— Ты сказал, Джордж Маккефри…
— Нет.
— Еще священник. Я тебе рассказывал…
— Еврей?
— Да.
— Это хорошо.
— Хочешь, я?..
— Не надо ничего делать. Пусть все происходит своим чередом.
— Значит, что-то должно произойти?
— Может, только у меня в голове.
— Пойдешь со мной в воскресенье на собрание?
— Я очень люблю ваши квакерские собрания и ваши квакерские штучки, но это будет фальшиво.
— Ты хочешь сказать, это будет выглядеть фальшиво.
— Тебе надо было стать философом. Как твой кузен Милтон, все еще занят спасением ближних?
— Да, у него все хорошо.
— Как ты сам, Билл? Ты очень похудел.
— Я в порядке.
На самом деле Исткот только что услышал от своего врача весьма неприятные новости.
— Жаль, что я не худой. Я чувствую себя худым и похожим на ястреба. Можно, я с тобой пообедаю? Жаль, что Розы больше нет. Когда я смотрел на нее, сидя у вас за столом, то словно возвращался в старые добрые чистые времена.
— Ну да, ее тоже больше нет.
— Только не говори «скоро и наш черед».
— Я в жизни тебе такого не скажу!
— Ну, мне ты можешь говорить все, что угодно! Пойдем, я уже сварился.
Они выбрались наверх, тяжело повисая на железных перилах, перешли из облака пара в холодный воздух и явились на свет.
— Вон священник, — сказал Исткот.
Отец Бернард стоял неподалеку, еще не окунувшись, и смотрел на воду. Он выглядел довольно странно, будучи не в плавках, а в черном костюме, закрывающем все тело, довольно свободном и сделанном, по слухам, из шерсти — словно специальный подрясник для купания.
— Ну и клоун, — заметил Розанов.
— Он не клоун, — ответил Исткот, — но со странностями.
— Почему он так одет? У него шрамы?
— Не знаю.
В этот момент отец Бернард сел на край бассейна, осторожно соскользнул в воду и поплыл неловким брассом. Плавал он плохо.
— Он что, нырять не умеет?
— Наверное, нет, — ответил Исткот.