Хватит мямлить. Джозеф вышел на улицу и навел бинокль на большое окно в торце соседского дома.
Клаудия вошла к себе в спальню и остановилась у окна. У Джозефа затряслись руки, и он крепче сжал бинокль. На соседке была все та же красная ночная рубашка, наглухо застегнутая у горла. Клаудия держала карандаш и толстую тетрадь. Подошла к кровати, села, привалилась к стене. Над кроватью — большая картина: волны, пенясь, бьются о мрачный утес, брызги висят пеленой. С улицы видны были только голова и плечи Клаудии. Кровать не разглядеть, но, судя по всему, кроме Клаудии на ней никого не было.
Соседка что-то писала в тетради. Листала страницы, перечитывала написанное. Наверное, вела дневник. Как она была соблазнительна! Почти год у Джозефа не было женщины.
Далекий свет фар скользнул по траве и кустам, где стоял Джозеф. По верхней дороге взбиралась машина. Если бы не ремешок, тяжелый бинокль непременно упал бы. Джозеф попятился в тень.
Перед домом Клаудии машина затормозила. Черная собака насторожилась и стала принюхиваться. Стараясь не шуметь, Джозеф снова взглянул в бинокль. Услышав шум мотора, Клаудия прервала чтение и подняла голову. У Джозефа вспотели ладони, кровь прилила к щекам. Мало того, что он бесстыдно заглядывает в чужие окна, что он предает Ким, так его вдобавок сейчас застукают. Ну и пусть. Он не торопился опускать бинокль, продолжая смотреть на Клаудию. Машина медленно двинулась к дому Критча.
Джозеф облизнул пересохшие губы и прислушался. Мощный мотор, судя по звуку. И правда, из-за угла выехал армейский джип.
Джозеф нетерпеливо поморщился. «Ну, давай же, проезжай». Машина остановилась у подъезда к дому. Джозеф дернулся назад, в тень, налетел на стену и чертыхнулся себе под нос. Надо бы прокрасться к заднему крыльцу, скользнуть в дом и спрятаться. В кабине зажегся свет. Человек в камуфляже внимательно изучал карту. Водитель, одетый точно так же, ткнул в нее пальцем, и пассажир сделал в этом месте пометку. Свет погас, джип двинулся дальше, к заброшенной церкви и кладбищу.
— Папа, — неожиданно долетел со стороны сарая печальный детский голосок.
Волосы у Джозефа стали дыбом. Накатила волна слабости, прошиб холодный пот. Джозеф в ужасе повернул голову. Может, это Тари решила напугать его до смерти? У сарая никого не было. Он прислушался, стараясь уловить хоть звук, и посмотрел на темные окна ветхого строения. В крайнем левом окне на втором этаже стоял бородатый человек. В свете луны его землистое лицо отливало зеленью. Пепельно-серые руки сжимали здоровенную рыбину. Бородач повернулся в профиль, неимоверно широко разинул рот и принялся яростно запихивать рыбу в глотку. Луна скрылась за облаками, видение стало бледнеть.