Я был молод. Всем остальным в автобусе, примерно девятнадцати, мужчинам и женщинам было за шестьдесят, за семьдесят и за восемьдесят, и только мне — за двадцать. Они смотрели на меня, а я на них. Всем было неловко и неуютно.
Как это случилось? Почему мы вдруг оказались игроками жестокой судьбы и теперь не можем отвести друг от друга глаз?
Мужчина лет семидесяти восьми принялся отчаянно стискивать отворот плаща. Женщина лет шестидесяти трех начала белым носовым платком вытирать руки, палец за пальцем.
Я чувствовал себя ужасно, так жестоко и необыкновенно напоминая им о потерянной юности, о поездке по их скудным годам. Зачем нас смешало в этот жуткий салат, поданный на сиденьях проклятого автобуса?
Я вылез из автобуса при первой же возможности. Все были рады, что я ухожу, а я радовался больше всех.
Я стоял и смотрел вслед автобусу: его странный груз теперь в безопасности, уезжает все дальше и дальше по дороге времени, — пока автобус не исчез из виду.
Дети Такомы, штат Вашингтон, ушли на войну в декабре 41-го. Казалось, это правильный поступок — пойти по стопам родителей и других взрослых, что вели себя так, будто знают, что происходит.
— Помните Пёрл-Харбор! — говорили они.
— Фиг ли! — отвечали мы.
Я в то время был ребенком, хотя сейчас похож на кого-то другого. У нас в Такоме шла война. Дети умеют убивать воображаемых врагов не хуже, чем взрослые — настоящих. Война тянулась много лет.
За период Второй мировой войны я лично убил 352.892 неприятельских солдат, не ранив ни одного. Детям во время войны нужно гораздо меньше госпиталей, чем взрослым. Дети предпочитают смерть-без-пощады.
Я потопил 987 линкоров, 532 авианосца, 799 крейсеров, 2.007 эсминцев и 161 транспорт. Транспортные суда были не очень интересной мишенью: маловато азарта.
Кроме того, я потопил 5.465 торпедных катеров. Понятия не имею, зачем мне понадобилось столько их топить. Но так бывает. Четыре года подряд, стоило мне обернуться — и я топил торпедный катер. Непонятно до сих пор. 5.465 торпедных катеров — это много.
Я потопил только три подводные лодки. Субмарины — не по моей части. Первую свою подлодку я потопил весной 1942-го. В декабре и январе толпы пацанов выскакивали на улицу и топили субмарины налево и направо. Я выжидал.
Выжидал я до апреля, а потом однажды утром по дороге в школу — БАБАХ! — моя первая подлодка, прямо напротив бакалейной лавки. Вторую я пустил на дно в 1944-м. Я мог себе позволить ждать следующей два года.
Последнюю подводную лодку я потопил в феврале 45-го, через несколько дней после того, как мне исполнилось десять. Подарки в том году меня не очень сильно удовлетворили.