Однако на каторге и помыслить об операции было нельзя, требовалось доставить Варвару в уездный город, Усть-Кремчужный, расположенный верстах в двухстах. Там имелся лазарет, и там ей могли оказать помощь.
Начальство долго принимало решение, боясь брать на себя ответственность, но под конец было выдано дозволение отправить каторжанку Птицыну под надзором в Усть-Кремчужный, дабы там она могла разрешиться от бремени.
Доктор сделал Варваре инъекцию морфина. Женщине сразу полегчало – и боль как будто отступила, и все в сон тянуло. И представляла она себе прекрасную картину: собственный домик, не такой огромный и бездушный, как особняк Беспаловых, а в нем – она сама хозяйка. А вместе с ней прелестный мальчик, как две капли воды похожий на отца своего, Яна Казимировича. Будут они жить вместе и не знать горя. Как же будет хорошо-то!
Внезапно прекрасная картинка исчезла, Варвара почувствовала тупую, нарастающую боль внизу живота. Женщина попыталась приоткрыть глаза, но, удивительное дело, свет, раньше ослеплявший ее, вдруг померк. Откуда-то слышался странный шепот, ее то ли тормошили, то ли перекладывали, но Варваре, невзирая на то, что боль снова отступила, было так хорошо, что она хотела одного – броситься в свой радужный сон, как в омут, с головой нырнуть в него и остаться там навечно.
Доктор, поняв, что начинаются роды, велел остановить повозку. Они находились где-то посередине тракта, ведущего от каторги к Усть-Кремчужному. Вечерело. Гигантские сосны вздымались в небо, на фоне пламенеющего диска заходящего солнца роились тучи мошек. Взглянув на закатившиеся глаза роженицы и посиневшее лицо, доктор понял, что дела плохи. До уездного города было еще не меньше ста пятидесяти верст, а это значило, что роды придется принимать здесь, под открытым небом, в тайге.
С самого начала доктор понимал, что ситуация отвратительная. И разрешения вывести Птицыну в город он добился только для того, чтобы успокоить свою совесть – как-никак давал клятву Гиппократа. Только и в уезде, он это хорошо знал, ей мало чем могли помочь. Постарались бы, конечно, но ведь тамошняя больница для столь серьезных случаев не приспособлена, да и коллега Дмитрий Архипович – запойный пьяница. И все же доктор попытался спасти если уж не роженицу, так ребенка. Хотя и тот наверняка или мертвым родится, или скончается вскоре после появления на свет.
Возница, оглядываясь по сторонам, шептал:
– Господин медик, нам тут останавливаться нельзя, места здесь глухие, а народец лихой. Да и солнце сейчас зайдет, а в чаще и волки, и медведи, и лесной дьявол...