Местных отыскали быстро. Это оказались все те же айну, коих уже все свободно отличали от остальных насельников здешних мест по густым, почти как у русских, бородам. На вопросы насчет Сахалина айну кивали головами и указывали куда-то в сторону моря. Но ничего более понятного от них добиться не удалось. В конце концов Перебийнос плюнул и решил считать Сахалином тот остров, на котором они высадились. Это остров? Остров. Айну здеся живут? Живут. На вопросы о Сахалине головой кивают? Кивают. Так что еще надо? Но на самом деле это были отговорки… Атаман просто боялся еще раз выходить в коварное море на утлых лодьях из сырого дерева…
В этот год ничего посеять не удалось. Зато удалось уговориться с айну, страдавшим от набегов неких «ся-муря», о том, что те станут выделять им пятую часть добычи, улова и урожая, коий, правда, был весьма скудным, потому как айну жили по большей части охотой, рыбной ловлей и собирательством, ну да нехристи — что с них взять, взамен на защиту от этих самых «ся-муря». Для чего атаман с есаулами две недели с лишним ходили вдоль берега, выбирая места, где ставить остроги. Потому как селиться всем вместе было шибко неудобно. И от этих самых «ся-муря» защитишь токмо горстку айну, да и на самих окрестных айну тяготы большие. Всего решили заложить десять острогов, в коих поселить от двух до двух с половиной сотен казаков с семьями, и еще заложить по нескольку хуторов вокруг.
«Ся-муря» появились уже через неделю, как казаки окончательно определились с местами острогов. Они пришли на четырех гребных судах и высадились в двух верстах от самого крайнего острога, в большой деревне айну, из которой и прибежал к казакам малец с известием. Панас Палий, поставленный наказным атаманом этого острога, быстро собрал казаков, велел бабам с робятенками спрятаться подальше от берега, а сам с казаками двинулся к деревне.
«Ся-муря» чувствовали себя в деревне вольготно, четыре их довольно диковинного вида корабля стояли вплотную к берегу, врезавшись в песок острыми килями. Панас некоторое время разглядывал разворачивающуюся картину грабежа деревни, а затем повернулся к казакам.
— Значит, так, робяты: первым делом захватываем корабли. У них там народу, вижу, не шибко много. Так что справимся быстро. Вон там, под бережком, быстро пробежим — и айда. А ужо оттоль, с кораблей, и начнем палить по тем, кто сбегаться начнет. Оне ж корабли нам никак отдать не смогут, так что полезут. Тут-то мы их и прижмем…
Так все и вышло. На лодьях «ся-муря» оказалось всего по десятку охранников, кои завопили уже тогда, когда казаки полезли на борт. Завопили и бросились на казаков, воздев над головой какие-то слабо изогнутые сабли, кои держали еще к тому же обеими руками. Это ж как двумя руками на сабле биться-то? Да такого бойца зарубить — делать нечего… С охранниками справились быстро, а затем организовали «казачью пальбу», когда полсотни лучших стрелков, засев у бортов, почти беспрерывно палили из пищалей, кои споро заряжали для них остальные полторы сотни казаков…