— Но не тебя.
— Нет.
— Он — не преступник, — сказала она безучастно.
— Разве?
— А кто это решает? Те, кто победили.
— Послушай меня, Лина, — сказал Джейк, прикрыв спички рукой, чтобы она посмотрела на него. — Никто этого не ожидал. Они даже не знают, с чего начать. Они просто солдаты. Это смешалось с войной, но это была не война. Это было преступление. Не война, преступление. Это случилось не просто так.
— Я знаю, что происходило. Я постоянно слышу об этом. Ты хочешь, чтобы он ответил за это?
— Что, если за это никто не ответит?
— Поэтому должен отвечать Эмиль? Виновник — он?
— Он участвовал в этом. И все остальные — его «семья». Насколько они виновны? Не знаю. Знаю только одно: игнорировать это нельзя — мы не можем допустить этого.
— Он всего лишь занимался расчетами.
— Ты не видела лагеря.
— Я знаю, что ты там видел.
— А чего я не увидел? Сначала даже не обратил внимания, сразу всего не заметишь, это было так… Я не обратил внимания.
— На что?
— Там не было детей. Ни одного. Дети не могут работать, так что они должны были исчезать первыми. Их убивали сразу же. Вот такого. — Он показал на Эриха. — Такого ребенка. Они бы убили его. Вот какие там были расчеты. Как убить Эриха.
Она посмотрела на диван, положила, не прикуривая, сигарету, сложила руки на груди и опять ушла в себя.
— Лина… — начал он.
— Хорошо, — сказала она, высвободила из-под себя ноги и встала, заканчивая разговор.
Подошла к дивану, склонилась над малышом, поправила простыню, осторожно подоткнула ее, постояла, наблюдая, как он спит.
— Я стала такой же, как и все остальные, да? — наконец произнесла она, стараясь говорить тихо. — Как фрау Дзурис. Страдала только она. И я такая же. Сижу Здесь и переживаю из-за своих проблем. — Она повернулась к нему. — Когда нас заставляли смотреть эти фильмы, знаешь, что я делала? Я отворачивалась.
Джейк взглянул на нее. Его собственная первая реакция. Костлявая рука тянет его назад, заставляя смотреть.
— А потом люди успокоились, и тут началось. «Как могли русские заставлять нас смотреть это? Разве они лучше? Вспомните бомбардировки, сколько мы претерпели». Делали все, чтобы выкинуть это из головы. И я вела себя так же. Я тоже не хотела видеть. И вот оно — на твоем диване.
Джейк молча наблюдал, как она прошла к креслу, потирая рукой затылок.
— Ты слишком многого хочешь от нас, — сказала она. — Жить с этим. Все убийцы.
— Я никогда не говорил…
— Конечно, только некоторые из нас. А кто именно? Ты хочешь, чтобы я обратилась к своему мужу. «Это был ты?» К сыну фрау Дзурис? Может, к своему брату? «Ты был одним из них?» Как я могу спрашивать? Может, он и был. Поэтому я такая же, как все. Знаю и не знаю.