Да, подполковник ему лично неприятен. Прямо – кость в горле, совершенно, как и бывшему комбригу Гальцеву, однако Чекменёв понимает – есть моменты, когда самолюбие надо уметь вынимать из кармана, а когда – прятать в карман.
Следовательно, с сего момента Уварову следует думать в два раза интенсивнее, чем прежде. За отпущенный срок нужно сообразить, где кроются подводные камни в простом на первый взгляд деле, каким образом их можно миновать, да так, чтобы и начальство не обидеть, и самому предстать в выгодном свете, как бы дело ни обернулось.
Интриганом граф Уваров по натуре был не из последних, другое дело – строевая служба в отдалённом гарнизоне не давала возможностей этим дарованиям развернуться. C товарищами по службе, с которыми завтра вместе помирать, вести себя, как природный граф – неприлично, с бригадным начальством затеваться – противно. Ну, можно позвонить какому-нибудь родственнику, тебя переведут в кавалергардский полк, начальника опустят в совершенно непристойный гарнизон, вроде Красной Речки под Хабаровском, или тех же, трижды проклятых Тоцких лагерей. Полегчает? Радости на душе прибавится?
А вот в разреженных атмосферных слоях высокой политики – отчего бы и нет? Партнёры вокруг достойные, есть с кем и вокруг кого собственную стратегию выстраивать. И к тридцати годам генеральские погоны, своим умом заработанные получить – самое то будет.
Кроме разгорающейся любви к подпоручику Анастасии Вельяминовой (он так её про себя и называл, и мечтал о ней, отнюдь не одетой в то платье, что она подобрала для посещения театра, а в строевой форме), Уварова не оставляла другая мысль: он должен стать кем-то не ниже Чекменёва. Очень скоро. Всё, что за гранью тридцатипятилетия, казалось ему нереальным и почти бессмысленным. В сорок – уже не жизнь!
Бегом, бегом, вперёд за славой и орденами. Император его запомнил, сам Георгия на грязный, пропахший порохом китель приколол. Даст бог, и дальше не забудет, у Романовых на верных людей память хорошая.
То, что встреча личного представителя Императора с главой «Чёрного интернационала» может иметь долгоиграющие последствия для всего нынешнего миропорядка, сомневаться не приходилось.
Если Чекменёв решил не заострять внимания подчинённого именно на этом аспекте, впрямую намекнув, что видит в нём лишь наиболее подготовленного командира отряда телохранителей – его дело. Почти любой человек на месте Уварова ограничился бы буквой приказа, не затрудняя себя проникновением в «дух» оного.
Валерий в подобных обстоятельствах предпочитал считать себя ответственным за всё, имеющее маломальское отношение к порученному делу. А сейчас тем более нашёл здесь и собственный интерес. Поэтому для начала обратился не к непосредственному начальнику, полковнику Стрельникову, как было предложено, не к Тарханову даже, а к Ляхову, ни разу в разговоре с Чекменёвым не упомянутому.