Наконец они оторвались друг от друга, Вадим потянул девушку за руку, усадил рядом с собой на край постели. Наклонился, потёрся щекой о высоко приподнятую, классической формы грудь.
– Ты, это… Не думай, если что… Я сейчас пойду… Просто – не удержался вдруг… Красивая ты…
Он сделал движение, чтобы встать. Людмила придержала его.
– Подождите. Поцелуйте меня ещё. Как хотите… Меня никто раньше не целовал. Вы так похожи с вашим братом. Мне кажется, что вас я тоже очень давно знаю. Потому и не боюсь совсем, – шептала девушка, пока Вадим целовал её крутые груди с затвердевшими сосками. Никакими духами от них не пахло, только слегка – туалетным мылом.
«Всё правильно, – думал он. – На пароходе, сколько они там прожили, всех мужиков – Воронцов да Секонд. Поневоле привыкла, где-то и влюбилась немножко. А при нём – жена неотступно. И в части – опять он то и дело перед глазами мелькал. В блеске погон и аксельбантов. И тут вдруг на тебе – брат-близнец, совершенно свободный. Очень даже интересно, – должна подумать Людмила. Теперь, главное, её не спугнуть. Несколько слов не так скажешь – и привет…»
– Ты, знаешь… – сказал он, с сожалением отстраняясь от Людмилы, – накинь на себя что-нибудь. Тут ещё работа кое-какая предстоит. Так чтобы не отвлекаться…
– Вам со мной не понравилось? – И опять глаза повлажнели. Но отстранилась послушно, нащупала рукой край простыни, набросила через плечо. Грудь вроде по-прежнему на виду, а вроде и прикрыта.
«Как она с таким эмоциональным фоном в «печенегах» служить сможет?» – удивился Фёст, не сразу догадавшись, что для Вяземской, да и остальных её подруг работа – это одно, а собственные чувства – совершенно другое. Понятия абсолютно разноплановые. Непересекающиеся.
– Очень понравилось. – Он снова поцеловал её в губы. – Ты чудесная девочка. Только сначала как следует подумай. Вдруг ты принимаешь меня за кого-то другого? Даже если мы с братом очень похожи, я – не он. И наоборот. Жизнь, надеюсь, у нас не сегодня кончается…
Ляхов с огромным усилием отстранился от девушки, настолько красивой и настолько готовой стать для него самой-самой… О какой всю жизнь мечтал. Потому и отстранился. Завтра, может быть – послезавтра что-то и выйдет. Если она захочет увидеть в нём того самого человека. Тогда и подойдёт. Нет – нет. Тридцать лет прожил – ещё проживу.
– Тогда я вот тут, с краю постели прилягу, – сказала Люда, – вы отдохнёте, будем работать.
Легла, вытянувшись всем своим прекрасным телом, накинула поперёк бёдер простыню. Из скромности, как будто. Грудь не закрыла, а