— По крайней мере, мы схватили убийцу, и вы спасли жизнь многим людям, инспектор.
Я поблагодарил ее за добрые слова, но этого было недостаточно.
— Мы отрубили руку исполнителя, однако по-прежнему не знаем, кто заказчик, а он может подыскать других убийц, чтобы закончить начатое дело. В любом случае, надо доложить о результатах расследования Калеро. Думаю, он останется доволен, ведь за этот день мы добились неплохих результатов.
Бреннан улыбнулась радостно (так ребенок радуется солнечному дню), потому что я включил ее в свою команду, и она имела право разделить со мной успех расследования. Это была непосредственная натура, и теперь мне жаль, что я столь жестко вел себя с девушкой.
Вот мы и подходим к концу этой истории.
Мы двигались в мэрию, как вдруг Бреннан, явно желавшая быть полезной до конца, остановила меня.
— Инспектор, а вы не хотите, чтобы я что-нибудь предприняла в отношении людей из списка? — спросила она, и я должен чистосердечно признаться, что забыл должным образом завершить свою работу. Вы ведь уже знаете: порой некоторые вещи выскакивают у меня из головы.
— Конечно, — я попытался скрыть свою оплошность, — нам следует взять этих людей под охрану. Займешься этим сама? Направь по парочке агентов в дом каждого из указанных в списке, и я думаю, рано или поздно сменщик Пачеко там появится.
— И к молодому человеку тоже?
Формулировка вопроса вызвала у меня невольную улыбку, чего уж там скрывать. Я знал, кого имеет в виду Бреннан, но все-таки задал вопрос, чтобы выиграть время для обдумывания той идеи, которая начинала брезжить в моей голове.
— Кого ты имеешь в виду?
— Этого… подождите, посмотрю, как его зовут… Ага, вот: Густаво Пратс, сто пятьдесят три года.
— Ах да, еще одно исключение из общего списка, помимо Пеллхема. Да-да, конечно, ему тоже требуется охрана. — Я уже начинал сердиться. Меня раздражало, что эти двое были отклонением от общего правила: ведь всем остальным жертвам было под двести лет и более. — Кто он?
Она сверилась с экраном своего компа:
— Работает провизором в Фармацевтическом центре.
И тут мой мозг омолодился на добрую сотню лет. Впрочем, я неверно выразился. Единственный орган, который у нас, стариков, работает по-прежнему (за исключением членов клуба Альцгеймера), это голова. А молодежи кажется, что это не так. Они считают нас глупыми, отставшими от жизни детьми. Заблуждение: разум всегда остается разумом, а воспоминания — воспоминаниями. Мозг работает медленнее, ты можешь что-то забывать — например, имя своей дочери или ее лицо, — но он всегда остается таким же, черт возьми! А значит, и ты сам остаешься прежним…