Напарник Розенталя рассмеялся, ни на миг не отрывая глаз ото лба доктора, на который был направлен его револьвер. Розенталь не ответил, а обратил свои слова к Елене:
— Ну что ж, здравствуй.
Айзенменгер обратил внимание на полное отсутствие каких-либо эмоций в голосе этого человека, именно это заставило его по-настоящему испугаться и осознать, что Аласдер, или как бы его ни звали, не шутит. Рот доктора вдруг наполнился влагой. Он посмотрел на Елену — в ее глазах отразился такой же страх, но одновременно в них зажегся огонек гнева.
— Ну и что дальше? Будешь стрелять? — Сарказм, прозвучавший в ее голосе, полностью подавил страх.
Бочдалек еще сильнее осклабился, потом энергично закивал:
— Это уж будьте уверены!
Смеясь, он упер ствол револьвера в лоб Айзенменгеру, и тот понял, что от смерти его отделяют несколько секунд. Человек, улыбавшийся ему с видом полного превосходства, горел желанием превратить его, доктора Джона Айзенменгера, в окровавленный и недвижимый труп. Доктор взглянул в его глаза и не увидел в них ничего, кроме нараставшего возбуждения. Он затаил дыхание, удивляясь собственным попыткам скрыть страх. Глядя в лицо смерти, он ждал, покрываясь испариной, и чувствовал, как дыхание его становится прерывистым.
В этот момент откуда-то, словно с другой планеты, до него донесся голос Розенталя:
— Пока нет.
Это был приказ, ослушаться которого Бочдалек не имел права. Он был явно разочарован, но повиновался. Розенталь же, повернувшись к Елене и Айзенменгеру, произнес все тем же тоном:
— Пошли. Сперва обсохнем.
Карлос никак не мог решить, с чего ему начать разговор с профессором, — да и что он вообще мог поведать Морису Штейну, кроме своих подозрений? Но все оказалось значительно проще. Страх добавил ему красноречия, а гнев победил неловкость, которую он поначалу испытывал перед своим бывшим начальником. Карлос сел в одно из кресел, стоявших по обе стороны потухшего камина, Штейн опустился в другое. Молодой человек смотрел на старика и думал, как же тот сгорбился, исхудал и сник. Профессор словно стал частицей этого дома, насквозь промерзшего и открытого всем ветрам.
— Неблизкий же путь ты проделал, чтобы повидаться со мной, Карлос.
— Думаю, вы догадываетесь почему, профессор.
Штейн посмотрел на своего гостя, и рот старика непроизвольно приоткрылся, сделав видимым шевелившийся, словно змея, язык. Впрочем, это была обычная манера старика. Стены дома продолжали сотрясаться от порывов дождя и ветра, но и они не могли заглушить громкое дыхание профессора. Несколько долгих минут Штейн и Карлос молча смотрели друг на друга — седой профессор и молодой лаборант, потом старик медленно произнес: