— Вот что я тебе скажу. Я позволяю тебе снять запрет с зоны номер пять. В конце концов, я понимаю, что у женщины есть свои потребности. И если бы мы были официально помолвлены, то не понимаю, зачем нам было бы ждать дня… Я хочу сказать, это всего лишь меры предосторожности, знаешь ли… — Он улыбался ей, искушая.
Она смотрела на него так, словно готова была всерьез рассмотреть его предложение, однако покачала головой:
— Нет.
Джек уронил руку.
— Это несправедливо. Я делал все, что от меня требовалось.
— Возможно, в этом и проблема, Джек.
Джек схватил ее и поцеловал решительно и страстно. Когда он закончил, она причмокнула губами.
— Мило, — сказала она. — Но слишком поздно. — Она вышла и захлопнула дверь перед его носом.
Джек неподвижно стоял в коридоре. В окно ворвались звуки музыки. Рита торжествующе потерла руки:
— Ну, время пришло. — Она вскочила со стула и подбежала к окну. Послышался скрежет стульев о паркет. Все прочие последовали ее примеру.
На тротуаре возле дома в своем инвалидном кресле сидел посол. Над головой он держал большой стереомагнитофон. Выражение лица у него было суровое и решительное. Берущая за душу мелодия «Маленького коричневого кувшина» Гленна Миллера лилась из динамиков в ночь.
Рита побежала по коридору и распахнула входную дверь.
Джек рванулся было за ней:
— Мама!
Рита сбежала по ступеням, широко раскинув руки. Она прыгнула послу на колени и стала осыпать его поцелуями. Магнитофон упал на землю с громким треском.
Джек стоял у дверей и смотрел, как мать его устраивается поудобнее на коленях посла и кладет голову ему на плечо.
— Не жди меня, дорогой! — крикнула она Джеку, когда посол развернул свое кресло и выехал на дорогу.
Все остальные, включая Леду, собрались у окна, задумчиво глядя вслед странному экипажу.
— Интересно, сколько лошадиных сил в этой штуковине? — протянул Ричард.
Джек вернулся на кухню и встал у кухонной стойки, опершись на нее ладонями. Он думал о выражении лица посла в тот момент, когда мать бежала к нему по ступеням. То была любовь. Или самое меньшее — страстное увлечение. Этот взгляд говорил: «Я хочу тебя независимо от того, какой болезненной занозой в заднице ты для меня станешь».
Молли, подумал он. Он хотел видеть Молли. Он побежал назад, в гостиную. Но она была пуста. Джек промчался по всему дому, но он был пуст. Все ушли.
Он бросился наверх.
— Молли!
Он вбежал в ее спальню. Письменный стол эпохи Регентства был тщательно натерт полиролью и блестел. Дверь в кладовку была открыта. Вешалки были пусты. Он сел посреди ее кровати и схватил ее подушку. Он уткнулся в нее лицом. Подушка ничем не пахла, и Джек рассмеялся над собой.