Эволюция вооружения Европы (Коггинс) - страница 150
Но все же первая крупная атака была отражена, и Ней получил от императора приказ снова идти на приступ Лa-Xe-Сента. Приступ этот, довольно слабый, был отбит, но Ней, считая, что он заметил определенные признаки отхода центра британцев, приказал возобновить атаку силами трех дивизий кирасир и драгун. Пытаться прорвать неразбитый строй пехоты при подобных обстоятельствах, не имея должной пехотной или артиллерийской поддержки, было неосмотрительно, но Ней настаивал, и сорок эскадронов заполнили пространство между Ла-Хе-Сентом, поднимаясь вверх по склону. Союзная пехота была построена в несколько каре, размещенные в шахматном порядке; пространство между ними занимала артиллерия. Командиры батарей получили приказ не отводить свои орудия во время боя, при приближении кавалерии орудийная прислуга должна была укрываться внутри ближайшего каре. Их огонь совершенно смешал стройные ряды французских конников. Так, одна из батарей, которой командовал Мерсье, уничтожила столько врагов, что ее позицию на следующий день можно было определить по грудам мертвых лошадей и всадников. Свою долю, причем изрядную, внес в эту бойню и огонь построенной в каре пехоты, но даже видимая бессмысленность этого кровопролития не отвратила Нея от его решения. Когда первый приступ захлебнулся и солдаты скатились обратно по склону в долину, их снова построили в шеренги и снова повели в пекло.
Воспоминания Мерсье дают нам точную картину происходившего тогда на поле боя, столь чуждую нашим нынешним представлениям о военных действиях, что она представляется невероятной.
«Вражеские всадники приближались к нам плотными эскадронами, один за другим, столь многочисленные, что когда последние из них были еще ниже бровки, то передовые находились ярдах в 60 или 70 от наших орудий. Они шли медленной, но ровной рысью… С равной решимостью держали строй и мы… Каждый воин недвижимо стоял на своем месте, орудия были изготовлены к стрельбе, заряжены картечью, запальные отверстия засыпаны порохом, в руках у прислуги трещали пальники… Вражескую колонну вел на этот раз офицер в богато украшенной форме, на груди его сверкали ордена, его горячая жестикуляция странным образом контрастировала с угрюмой решительностью тех, к кому она была обращена. Поэтому я позволил им невозбранно приблизиться к нашим позициям и, когда голова колонны находилась примерно ярдах в 50 или 60 от нас, отдал приказ: «Огонь!» Эффект орудийного залпа был ужасающим. Почти вся передовая шеренга была тут же сражена в одно мгновение; картечь, хлестнувшая по колонне, расстроила ее ряды по всей ее глубине. Земля, и так уже усыпанная жертвами первого приступа, стала почти непроходимой. И все же эти преданные своим командирам воины рвались вперед, пытаясь добраться до нас. Зрелище было совершенно невероятное. Наши орудия не переставали изрыгать свинец, наш дух поддерживал также беглый огонь двух наших каре. Те из наших противников, кому удалось пробраться сквозь груды тел павших солдат и туши лошадей, могли сделать не более нескольких шагов вперед, как в свою очередь падали, сраженные нашим огнем, и создавали новые препятствия для тех, кто шел за ними. Каждый выстрел каждого из наших орудий повергал наземь людей и коней, точно какая-то гигантская коса…»