Остановившись под раскидистой грушей, мы решили перевести дух, было слишком жарко. Высокая дичка надежно закрывала наши головы от солнечных лучей и дарила такую желанную прохладу.
Я достала из рюкзака флягу с брусничным морсом и сделав пару глотков, протянула ее подруге.
Не успела она поднести флягу к губам, как на наши головы посыпалась древесная труха.
— Что за черт! — ругнулась Лариска. Она подняла голову вверх, пытаясь разглядеть хоть что-то сквозь густую листву. — Вроде ветра нет, — растеряно сказала она, — Может белка?
Я почувствовала довольно сильный удар по лбу. К моим ногам упала маленькая недозрелая груша.
Следующий плод полетел прямо в голову Лариске. Она тихонько ойкнула и присела от неожиданности, потирая макушку.
— Что это было? — с обидой спросила подруга, словно это я запустила в нее грушей.
Я сама была в растерянности, поэтому не нашлась, что ответить. Как дура, задрав голову вверх, я пыталась разглядеть хулиганистую белку, пока на нас не посыпался целый град из трухи, мелких веток, листьев и недозрелых плодов дички.
От такого натиска, не понимая, что происходит, мы присели под толстым корявым стволом, прикрыв головы руками.
Атака закончилась так же неожиданно, как началась. Сверху послышался заливистый детский смех. Детей было, как минимум, двое, потому что голоса отличались — один был звонкий, как колокольчик, а другой — немного визгливый и более тонкий.
— Кто там?! — рассерженно спросила Лариска. — Немедленно спускайтесь, иначе уши надеру!
С ветки спустился жирный паук и, быстро вращаясь вокруг ее головы на тонкой нити, обмотал лицо и волосы липкой паутиной.
Лариска завопила на весь лес, лихорадочно сдирая паутину с лица. От ее крика, паук вошел в ступор, а затем, быстро перебирая мохнатыми лапками, ретировался, скрывшись в густой листве.
— Ненавижу, когда паутина касается лица! — с отвращением сказала подруга, немного успокоившись.
— Ты же сама ее используешь в своих снадобьях, — напомнила я.
— Это не одно и то же! — возразила Лариска. — Когда паутину берешь в руки, ощущения совсем другие!
Сверху опять раздался смех. Листва на самых нижних ветках слегка дрогнула и расступилась, показав на мгновение детское личико. Лесавка хихикнула и пропала.
— Вот баловница! — с некоторым облегчением вздохнула Лариска. — Выходи, мы тебя не обидим!
— Домовой тоже так говорил, — пискнул детский голосок, — а сам на весь лес крик поднял! Батя не любит, когда в лесу шумят!
— Ты одна? — спросила я маленькую шалунью.
— Одна! — засмеялась колокольчиком она.
— Идите сюда, — ласково попросила Лариска. — Мы поговорить хотим!