— Ну что, на этот раз нашел, товарищ?
— Нашел.
— Показывай.
Исаак вытащил из-за пазухи мешочек, похожий на серую мышку, и вытряхнул его содержимое на стол. Во все стороны покатились золотые монеты. Их было десять штук. Старик стал ловить их и сгребать в кучу.
— Маловато что-то, — проговорил Душан.
— Нашел только маленькую коробку. В следующий раз постараюсь найти остальные.
— Хорошо, — сказал командир и вышел из комнаты.
Ратко испепелял глазами Исаака, его мышцы превратились в стальную пружину. Он дал волю своей злости и так ударил по дубовому столу, что золотые монеты слетели с него и раскатились по углам.
— Что такое?! — испуганно вскрикнул Исаак.
— Неправду говоришь, старик!
— Не понимаю!
— Твои золотые — жалкая плата за кровь наших товарищей. За их жизни!
Исаак хотел вскочить.
— Тихо, старый обманщик! Предатель! Иначе...
Старик весь сжался, сгорбился.
— Выкладывай все по порядку! Про твой побег... И про остальных...
— Я подлец... Я хотел признаться, но боялся... Гестаповцы узнали, что до войны я сотрудничал с полицией, и начали шантажировать меня. Я все расскажу... Поверьте, я горько раскаиваюсь...
— А остальные? Они знают о твоих делишках?
— Абсолютно ничего. Они думают, что им на самом деле удался побег...
— Связной! — крикнул Ратко.
В комнату влетел парнишка и стал навытяжку.
— Свяжи этого!.. И скажи дежурному, чтобы он передал командирам отрядов, пусть пришлют остальных беглецов.
— Есть!
Наступила ночь.
Утром Самуил, Яков, Берт и Соломон с ненавистью смотрели на старика. Потом раздалась команда, и они повели его к просеке в лесу, чтобы исполнить приговор. Вскоре по лесу пронеслось раскатистое эхо от выстрела, Правосудие свершилось...
На Томашицу опустились декабрьские сумерки.
Командир батальона Первой пролетарской бригады Боркан, черноволосый и сухощавый, сидел за столом, мучительно пытаясь составить хоть сколько-нибудь приличное донесение о боях, которые уже много дней вел его батальон. Тут же ждал связной из штаба Новица, веснушчатый мальчишка, с узким лицом и мягким пушком на щеках.
— Не получается, друг ты мой, как надо, — признался командир и отложил ручку.
— Ничего не поделаешь, в штабе бригады ждут донесения, — с подчеркнутой серьезностью ответил связной. Он ходил взад и вперед по просторной комнате, выжидательно поглядывая на командира.
Тот снова со вздохом взял ручку и начал тихо бубнить под нос, словно разговаривая сам с собой:
— «Нами подорван немецкий товарный поезд. При этом погиб комиссар Обрад. Тело комиссара на свободную территорию не вынесено. Фашисты здорово нам всыпали, подоспев из Майдана. Тогда я решил, что надо спасать живых, а павшего товарища комиссара мы спрятали в ивняке. Признаю свой промах, но деваться было некуда. Сейчас, воспользовавшись темнотой, я послал нескольких бойцов, чтобы они нашли и вынесли тело комиссара. С минуты на минуту жду их возвращения. С ними пошел Никола, член комитета из деревни Мандичи, который, кстати, был выбран как раз по предложению покойного Обрада. За него голосовала вся деревня. Никола взялся незаметно провести бойцов до того ивняка. Думаю, они проберутся, потому что немцы отошли назад от насыпи. Утром ожидаем карателей...»